Еще пару сотен я оставил в Оденпе, восстанавливать поврежденные Сапегой городские стены. Далее им предстояла работа в полуразрушенных ими же самими деревнях: восстановление домов, амбаров, овинов, бань и прочего. И в первую очередь деревня Хеллика — заслужил парень. Затем, если появится Световид и его люди, отстроить все для них, а потом и остальные деревни. Успеют к зиме — держать не стану, скатертью дорога. Нет — пусть вкалывают дальше.

Остальным, включая и пленных шляхтичей, предстоял путь к Колывани. Кроме раненых, разумеется. И… гетмана. Мы с ним покатили отдельно, сопровождаемые сотней гвардейцев. С ним и с Яном Сапегой. Правда, ротмистра по его просьбе везли в отдельной карете.

— Я понимаю, все равно придется смотреть ему в глаза, но пусть это случится позже, — попросил он меня, откровенно сознавшись, что ему стыдно. Но от подколки не удержался: — Впрочем, тебе, князь, этого не понять.

— Ну куда нам, дикарям, — охотно согласился я, усаживаясь в карету с Ходкевичем.

Я так увлекся разработкой плана по выводу гетмана из депрессии, что чуть не забыл отправить в Москву гонца с весточкой. Вспомнил о нем в самый последний момент, перед отъездом, да и то на мысль о столице меня навел иной гонец, польский.

Посланец короля, торопившийся к Ходкевичу и Сапеге, опоздал всего на сутки. И хорошо, что опоздал, поскольку он вез из Варшавы предупреждение. Мол, особых причин для беспокойства нет, ибо у князя Мак-Альпина, проведавшего об их наступлении и выехавшего навстречу, людишек мало, всего две с половиной тысячи. Для столь прославленных воителей такое количество невелико, однако Сигизмунд, держа слово, считает нужным заранее известить гетмана, дабы разгром князя обошелся малой кровью.

Получалось, мои враги в Москве не дремлют. И это полбеды, но мне очень не понравилось сообщение о моем гвардейском полку «численностью примерно в шесть хоругвей,[69] тоже взятом князем». Упоминание о нем резко ограничивало круг возможных стукачей до предела, а если призадуматься, то всего до одного. Узнай предатель об их отъезде не от меня, а заехав в Вардейку, он непременно увеличил бы число хоругвей до истинного количества, то есть до десяти. А тут шесть. Именно о шести сотнях я и говорил с Годуновым. Ну да, о шести. А потом, вернувшись из Вардейки, я не сообщил ему, что прихватил с собой еще четыре сотни Второго полка, — было не до того. Следовательно…

Нет-нет, подозревать в предательстве самого Федора абсурд. Об этом и речи быть не могло. Понятно, что он попросту проболтался. Но в силу своего положения он не мог трепануть лишнего первому встречному на торжище. Более того, навряд ли он и в Думе сообщил, что я беру всех своих людей. Да и в Опекунском совете, скорее всего, помалкивал. А вот Марине Юрьевне…