Светлый фон

«Господи, дай нам согласия, терпимости и смирения! Господи, спаси и помилуй всех нас, рабов твоих Мишеля и Гунтера, и всех друзей их, короля Ричарда, архиепископа Годфри, барона Александра де Фармер, святого отца Колумбана Ирландского и всех прочих людей, с кем мне довелось повстречаться в этом мире…»

Некоторое время еще играл орган, вскоре Годфри начал читать Коллекту,[12] закончив ее словами:

— …Через Господа нашего Иисуса Христа, Сына Твоего, Живущего и Царствующего с Тобой в единстве Духа Святого, Бога, во все веки веков.

— Amen, — отозвался храм. Вечеря была закончена и сэр Мишель, с трудом вернувшийся из горних высей на землю, сосредоточился, вспомнил о насущном и дернул Гунтера за рукав:

— Пошли к воротам епископского дома. Годфри явится туда…

«Такое впечатление, — подумал Гунтер с сарказмом, — будто здесь бенефис нашей кинозвезды Ольги Чехофф, а мы, как два поклонника, ждем ее выхода и собираемся взять автограф. Надо сходить на рыночную площадь и купить букет. Однако, Годфри наверняка не оценит…»

Когда они пробрались через пустеющие к вечеру торговые лавки к воротам дома епископа Гильома и увидели, что лошади вместе с грузом в целости и сохранности, сэр Мишель снова обратился к стражнику:

— Эй, милейший… Годфри, граф Клиффорд, архиепископ Кентербери и всей Англии дома?

Стражник, мужик уже в годах, с седыми усами и шарообразным брюшком, глянул на рыцаря и сказал недовольно:

— Дома он, сударь. Как прикажете доложить о себе?

— Мишель де Фармер, баронет, Джо… Гунтьер де Райхерт, оруженосец.

«Наконец-то! — хихикнул про себя германец. — По-моему, впервые Мишель назвал меня нормальным именем! Прогресс…»

— А-а! — просиял солдат и кинул на своих взгляд, в котором явно читалось: «Это не заговорщики и не злодеи», — Его святейшество ждет вас. Прошу пожаловать, господа!

Знаком уважения к гостям послужило то, что их лошадей от приворотной коновязи мгновенно перевели во двор, а один из стражей проследовал впереди, показывая дорогу.

Привыкший к «мрачному Средневековью» Гунтер с изумлением не обнаружил в доме епископа ни темных коридоров, ни изможденных слуг или мрачных громил-охранников. Освещенные десятками ярких масляных ламп проходы — кроме тех, где не встречалось окон — были до половины человеческого роста обшиты деревянными резными панелями, а выше, к потолку, затянуты гобеленами с вытканными на них библейскими и военными сценами. Порой навстречу попадались толстые, выглядевшие добродушными монахи с выбритыми на макушке тонзурами, а один раз мимо прошел даже священник в полном облачении…