Сэр Мишель коснулся двумя пальцами лба и повернулся к Гисборну, который стоял с таким видом, будто ничего не случилось.

— Что, призрак?

— Ага, — невозмутимо кивнул Гай. — Вот зараза! Даже днем теперь шастает!

— Чей призрак-то? — спросил сэр Мишель, косясь на гобелен.

— А, да ну его! — Гисборн махнул рукой и медленно пошел дальше. — Король саксов Гарольд, погибший в битве при Гастингсе. Фамильное проклятие Плантагенетов. Вы не бойтесь, господа, он совсем не опасный. Иногда даже на пиры приходит и сидит тихонько в уголке. Все привыкли. Сколько раз пытались извести — священников, колдунов, даже ведьм приглашали — без толку! Неймется ему…

— А при чем тут гобелен? — спросил Гунтер, все никак не справлявшийся с невольной дрожью в коленях. Ничего себе — в замке принца средь бела дня бродит настоящее привидение с огромным топором, а домочадцы и ухом не ведут! А ну зарубит кого-нибудь?

— Ковер? — Гисборн говорил на ходу, голосом спокойным, даже немного скучающим, точно экскурсовод в музее. — Там выткано изображение битвы при Гастингсе. Наш старик Гарольд в ковре и живет, все пытаясь что-нибудь изменить. Говорили, будто гобелен ткала его сестра, бывшая ведьмой. Однако силы наколдовать так, чтоб призрак мстил победителям брата, ей не хватило. Вот он и бродит… Старый Генрих, отец Ричарда и Джона, хотел было ковер выбросить, да Элеонора отстояла. Сказала, что замок без привидения — не замок. А королевская фамилия просто обязана иметь собственного призрака.

— Дела-а… — выдохнул Гунтер. — Может, у вас и домовые водятся?

— Целых три, — гордо сказал Гай. — Один, правда, пьяница — из подвалов вино таскает, а с кухни — закуску. Вот в Тауэре…

Сколько именно домовых обитает в главном замке страны и каковы их нравы осталось пока неизвестно. В следующей комнате, отделанной дубовыми панелями, жарко пылал открытый камин, стоял запах дорогих благовоний и горело множество свечей. В креслах сидели двое людей (причем один спиной к двери), и, судя по всему, пили за беседой вино. У их ног на пушистом восточном ковре безмятежно дрых невероятно громадный рыжий ирландский волкодав. Если посмотреть внимательно, становилось ясно, что собачка, размерами больше напоминавшая пони, зажралась до предела…

— Милорд, я привел этих дворян, — сказал Гай, куртуазно поклонившись человеку, обернувшемуся на звук. Принц Джон Плантагенет встал и, едва заметно пошатываясь (видимо, под тяжестью государственных забот, а не после возлияния с собеседником) направился к новоприбывшим.

— Ваше высочество, — сэр Мишель моментально опустился на одно колено, потянув за собой Гунтера, наверняка снова забывшего, что перед ним важная персона. Однако последний не остался в дураках — все-таки оруженосец знал, что принц в двенадцатом веке это почти то же самое, что рейхсминистр в двадцатом. По въевшейся за годы училища и службы привычке Гунтер, щелкнув каблуками, вытянул руку в германском приветствии. Слава Богу, принц был слегка навеселе, а потому не заметил этого странного жеста.