— Так какой это год? — прищурился Казаков, сделав вид, что никак не воспринял полученные сведения.
—
— Я так и знал, — вздохнул гость. — Поганое здесь местечко… Ну, здравствуйте, что ли… Я тут уже двадцать семь дней живу. Рыжий, как говоришь, тебя зовут?
—
Русский присел возле костра, порылся за пазухой и извлек початую пачку сигарет. У Гунтера загорелись глаза — он не курил уже две недели. Приметив голодный взгляд оруженосца, Казаков протянул незнакомую зеленую упаковку. Германец выудил сигарету, взял веточку из костра и, прикурив, затянулся. Незнакомый вкус, будто бы мятный.
— А чего рассказывать? — пожал плечами гость. — Ерунда какая-то случилась…
Казаков говорил, а Гунтер в поте лица работал переводчиком. Очень тяжело вначале перевести с английского на родной немецкий, а уже затем — на норманно-французский. Мишель, которому байки «разбойника» были малоинтересны, плюнул на свое рыцарское достоинство и принялся собирать в округе сухие дрова для костра. Но отец Колумбан слушал очень внимательно.
В общем, рассказ «герра Казакова» сводился к следующему. Вертолет, называемый
— Невероятно, — пролепетал Гунтер. — Значит, вас сначала перекинуло в 1940 год… Битва за Британию!
— Мы поняли, что здесь стреляют, причем стреляют всерьез, — продолжал рассказывать Казаков. — Сразу же убили первого пилота. Второго ранили. Я сидел в кунге, поэтому пули не задели.
…Вертолет, покинув странную белесую облачность, неожиданно для экипажа оказался в гуще воздушного боя. Самого настоящего. Только самолеты, кружащие над окраинами Лондона, были старинными. «Юнкерсы» с черными тевтонскими крестами на бортах да английские истребители годов сороковых… Но, что характерно, и те, и другие накинулись на «Черную акулу — 2» и принялись лупить по ней из пулеметов. Приняли за врага, наверное.