Светлый фон

Мессир де Фуа целыми днями где-то пропадал, объясняя свое отсутствие тем, что хлопочет над ускорением аудиенции и исполняет поручения, данные ему мадам Пуату. Впрочем, как-то раз он прихватил с собой Мишеля, проведя нормандца по достопримечательным местам Константинополя. Прогулка произвела на молодого де Фармера весьма сильное впечатление – он честно признался, что никогда не видел столь большого, населенного и богатого города, и даже не думал, что такие бывают на свете.

Памятный день визита в императорский дворец начался задолго до рассвета. Для Комнина из Палатия прислали крытые носилки алой кожи, расшитой золотом, и бывший кипрский деспот чуть приободрился, сочтя это за хороший знак. Прогрохотав через пробуждающуюся столицу, франкская кавалькада выехала на огромную площадь, образованную уменьшенным подобием римского Колизея, дворцом в античном стиле и огромными каменными вратами с бронзовыми решетками. Мишель, вообразив себя заправским гидом, важно сообщил германцу, что площадь и дворец зовутся единым именем Августеон, маленький Колизеум – это форум императора Константина, а ворота – Халкидия, главный въезд в Палатий. Стало быть, ромеи сочли их посольство достаточно значительным, чтобы впустить их тем же путем, каким попадают в свое владение базилевсы.

Крамольную мысль о том, что опытные и собаку съевшие на всяких церемониях ромеи просто-напросто устрашают впечатлительных европейцев, мессир фон Райхерт решил придержать при себе. Германцу тоже было до чрезвычайности интересно. Он искренне сожалел о том, что среди имущества гостей из будущего не завалялось кинокамеры или, на худой конец, фотоаппарата. Ведь к XX веку от этих величественных построек ничего не останется, и археологи будут вести бесконечные споры о том, принадлежал ли обнаруженный фундамент дворцу Августеон или нет.

Тяжеленные решетки Халкидии на удивление беззвучно уплыли вверх. Проезжая через укрепление, барон Мелвих обратил внимание на выщербленные участки каменной кладки и разбитые зубцы, задумавшись над вопросом: это результат небрежения или недавнего штурма? Если штурма, то пресловутый «народный гнев» разгулялся тут вовсю.

За воротами прибывших ожидали, да не один человек, а целая маленькая армия. Челядь и охрана Палатия, несколько напыщенных сановников в алых одеяниях на римский манер, переводчики с греческого на норманно-франкский, да еще какие-то непонятные юркие личности. Комнина, высунувшегося было из своих носилок, вежливо и непреклонно затолкали обратно. Гостей попросили спешиться и разоружиться – к счастью, об этой местной традиции франков предупредили заранее, и досадных затруднений не возникло. Собранное оружие уложили на носилки, закрыли отрезом бархата и унесли, пообещав вернуть по окончании аудиенции. Слуги подхватили паланкин с томящимся внутри кипрским деспотом и потрусили вперед, прочим оставалось только следовать за ними.