– Не бойся, все закончилось! – Я отвел правую руку с саблей за спину, начал наклоняться, чтобы левой рукой коснуться волос девочки, точнее сказать, молодой девушки. В этот момент я ощутил сильный удар под лопатку, затухающим сознанием услышал звук выстрела и, падая на девушку, увидел перед глазами всепоглощающую черноту.

– Ермак, очнись, ну пожалуйста, очнись, Ермак! Я тебя очень прошу, – эти слова прорвались через муть забытья, после того как я почувствовал влагу льющейся на мое лицо воды.

– Отставить панику, Лис! Доложить обстановку, – еле просипел я, ворочая в пересохшей глотке распухшим языком.

– Все хорошо, Ермак. Очнулся? Здорово-то как! – зачастил Ромка. – Тебя последний хунхуз от края поляны достал. А я его потом снял, когда он из-за деревьев вышел. Я, Ермак, пачку выронил, поэтому так долго перезаряжался. Сука! Хотя того, кто в тебя выстрелил, все равно не видел.

– Что со мной?

– Тебе справа под лопатку по касательной прилетело, а потом пуля под ключицу вошла и внутри застряла. Я, как нас Сычев и Марфа учили, тампоны наложил и рану замотал, но одного бинта мало. Кровь продолжает сочиться. А остальные бинты пришлось на китаезу, что с девчонкой бежал и отстреливался, потратить. У него правая нога прострелена, ключица левая перебита и в спину с правой стороны ближе к пояснице пуля вошла. Спереди не вышла. Но живой! Не знаю, как долго еще жить будет?

– Лис, скачи в станицу, веди помощь, – я с трудом выталкивал из себя слова. – Мне под руку положи револьвер. И торопись, я долго не продержусь. Отрублюсь.

Ромка засуетился, подобрал в траве револьвер, проверил наличие патронов, провернул барабан и взвел курок, после чего положил его рядом со мной, а потом припустился бегом в сторону леса, где мы оставили своих коней.

Проводив взглядом Ромку, я повернулся в сторону молодой девушки, которая сидела на траве рядом со мной, устало опустив голову между окровавленных по локоть рук.

– Как тебя зовут? – обратился я по-русски к девушке. На мой вопрос она вскинула голову и посмотрела на меня испуганно-вопрошающим взглядом. Потом покачала головой и руками показала, что не понимает меня. Я стал задавать этот вопрос по порядку на французском языке, немецком и, дойдя до английского, услышал ответ: «Ли Мэй Лин».

– Мэй, возьми в руки револьвер. Если кто-то приблизится к нам, стреляй, – с трудом проговорил я и потерял сознание.

В следующий раз пришел в себя уже в больничной палате станичного фельдшерского пункта. Еще по весне были выделены деньги из канцелярии генерал-губернаторства, на которые рядом с фельдшерской избой был возведен пристрой из трех комнат: палаты на четыре койки, помещения для приема больных и комнаты, которую можно было назвать операционной.