– Нет! Не знает он тебя и имя твое забыл! – Никифор схватил Пашку за ухо и, вывернув его так, что пацан заверещал от боли, заставил сына опуститься на колени. – Проси прощения у старшего брата, паскудник!
– А-а-а! Больно! Батяня, ты же сам учил…
– Чему учил? Родне гадить? Так, чтобы потом тебя знать не желали? Винись перед старшим братом!
– Винюсь! Прости, Михайла-а-а! Ой, больно, батяня!
– В землю кланяйся, в землю! Запомни: родичи – надежда и опора, без родни ты никто!
– Михайла, прости, ради Христа, больше не буду!
– Дядька Никифор, отпусти его. Я тоже палку перегнул, сгоряча от брата отказался. Я тоже виноват.
– Прощаешь паскудника?
– Прощаю, дядька Никифор, не сердись так, не понимает он еще силы родства, мал пока.
– Благодари!
– Спаси тебя Христос, Михайла! – плаксиво проныл Пашка.
– Пошел в чулан! – Никифор от души пнул свое чадо под зад. – Сидеть, пока сам не выпущу! Я тебя научу родню любить!
– Дядька Никифор…
– Молчи, Михайла, свои дети появятся – поймешь.
– Я не про то… – Мишка указал подбородком на обмотанного веревкой Роську, рядом с которым все еще маялся холоп с копьем.
– Роська! Ты почему еще связанный? – непонятно чему удивился Никифор. – Развязать немедля! Смотри сюда, парень. Отдаю тебя Михайле только вот за этот перстень. Видел, как он его заработал? Помнишь, что он князю сказал? Волкодав из чужих рук корма не берет! Так вот: если вдруг когда-нибудь появится у тебя мысль Михайле изменить… Ну-ну, не ерепенься, в жизни всякое бывает! Вспомни про этот перстень и про то, как он Михайле достался. И все дурные мысли из головы сразу уйдут. Ну… и не поминай лихом, я тебя не обижал. Ну вот, чего плакать-то, радоваться надо! Да развяжите же его! Семен! Волю почуял? Я тебе дам волю! Развяжи парня! Бараны безрукие, Михайла, режь веревки!
Мишка перерезал путы, и Роська смог наконец утереть лицо, Кузька с Демкой в это время хозяйственно прибирали со стола невостребованные сокровища.