«Вот так, сэр. Средневековье и есть Средневековье. Мать приказывает четырнадцатилетнему пацану совершить преднамеренное убийство, и единственное сомнение, которое у нее возникает, – сможет или не сможет? А чего вы, сэр Майкл, ожидали? Для чего весь этот разговор завели? Ну возьмите и скажите: “Так нельзя, надо как-нибудь иначе. Не знаю как, но гуманизм, права человека…”»

– Сможешь?! – материн голос прервал Мишкины раздумья, хлестнув по нервам, словно кнутом.

– Смогу… мама.

– В остальное не суйся, я сама справлюсь. Главное, чтобы дед ничего не узнал. Хорошую ты сказочку рассказал, сынок, влюбленные немолодые мужчины тоже много чего натворить могут. Такой дури наворочать способны, что потом самим удивительно бывает. А бывает, что и тошно до смерти.

Мать скомкала лежащее на коленях шитье и резко поднялась с лавочки. Глянула на Мишку сверху вниз и еще раз с железной четкостью повторила:

– Первак – на тебе, в остальное не лезть!

* * *

Следующее утро Мишка решил откровенно сачкануть. Очень хотелось повидаться с Юлькой. После всех произошедших заморочек Мишка, теперь уже вполне осознанно, ощущал накапливающееся эмоциональное напряжение. Рецепт с физической нагрузкой, конечно, был неплох, но хотелось чего-то другого. Теплоты, спокойствия, понимания… Мишка даже сам для себя затруднялся сформулировать суть возникшей потребности.

Одно только он понял совершенно ясно: мать его вчера и восхитила, и одновременно… разочаровала. Восхитила умом и решительностью, а разочаровала тоже умом и решительностью, как бы странно это ни выглядело. Восхищался, правда, с оттенком легкой жути, взрослый, сидящий в теле подростка, а разочаровался сам подросток, которому хотелось от матери прежде всего ласки и утешения.

Мишка вспомнил о том, как рыдал у матери на груди, когда его с простреленной ногой привезли из Куньего городища, и как легко стало после этого на душе! Того же, видимо, он подсознательно ожидал от матери и в этот раз. Но, увы, сам же предложил поговорить по-взрослому и получил, чего хотел. Вместо утешения и защиты от жестокостей окружающего мира – приказ вступить с этим миром в бой.

Фактически, конечно, со стороны матери это было признанием за сыном прав и обязанностей взрослого мужчины, но подросток-то внутри скулил и плакал, не желая расставаться с детством. Вот и потянуло к другой женщине. Пусть соплячке еще, но тоже обладательнице сильного и решительного характера, уже не раз оказывавшейся рядом, когда было больно и плохо. Ничего удивительного: идеальный образ женщины у многих мужчин, тем или иным образом, связан с образом матери.