— Со мной можно на «ты».

Это было на улице Сен-Дени, возле входа в метро Berri-UQÀM. Мы пошли в пивную «Trois brasseurs» и сели за столик. В те времена, там стояла бочка с фисташками: клиенты могли брать их сколько угодно, а скорлупки кидали прямо на пол. Не самая чистая пивная города, но зато самая гостеприимная.

Сергей заказал пинту безалкогольного пива, я — обычного. Началась беседа.

Про меня Сергей знал почти всё («Читал твоё досье», — признался он). Много рассказывал и о себе: про чукотское детство, про родителей — школьных учителей. Выяснилось, что мать Сергея — этническая беларуска. Волею судеб оказавшись на Чукотке, она перешла на чукотский язык и культуру, вышла замуж за уроженца этого края, но сына учила и беларускому.

— Хотя говорю я по-беларуски очень плохо, — грустно признался Сергей. — Даже стыдно.

Дедом Сергея (хоть и «незаконным») был беларуский поэт Юлі Таўбін. После одного из поэтических вечеров к нему подошла статная золотоволосая поклонница и, ничего не говоря, взяла за руку и повела за собой… Больше они не виделись, но мать Сергея — дочка поэта.

Сергей говорил со мной на французском — очень хорошем, немножко старомодном («Никогда не жил во франкоязычной стране, — признался он. — Чукотка, Россия, потом — Штаты… Так что практики было мало. Немножко тебе завидую».)

В девяностые годы Сергей покинул Родину и переселился в Россию, в Петербург. О питерском периоде он рассказывает в повести «Латъёл» («Лисица»). К сожалению, текст ещё не переведен с чукотского.

— А как тебя занесло в Америку? — спросил я.

Оказалось, в Штаты привела любовь.

— Моя жена — американка, — признался Сергей, — но она инуитского происхождения, с Аляски (инуитами в Северной Америке называют эскимосов).

С будущей супругой Сергей познакомился в Петербурге.

— А вырос я в мургин нутэнут, — говорит Тымнэттыкай. И поясняет: — По-чукотски словосочетание «мургин нутэнут» означает «родной край». Как и многие представители интеллигенции моего поколения, рос на стихах Кымытваль и Вальгиргина, на повестях Рытхэу. Был даже членом подпольного националистического кружка…

Наконец мы заговорили о деле. Сергей собирался перевести свои повести на русский и просил порекомендовать хорошего переводчика. Порывшись в памяти, я назвал своего давнего знакомого, Ивана Генриховича Деникина. Профессор Московского Национально-Гуманитарного Университета, Иван Генрихович как нельзя лучше подходил для этой задачи.

Сергей поблагодарил и откланялся.

Евгений Лакинский, 2014 г.