– Хочет, чтобы наши не охотились на эту голубоватую, – озвучил Володя то, что мы поняли уже и так, – По сравнению с ней ему похрен и буйволы, и зебры, и гну. И чего они в ней нашли? Кожа – так себе, мясо тоже на любителя. Редкая какая-то, что ли?

– Мне кажется, это как раз та самая голубая антилопа из саблерогих, которую буры полностью истребили в считанные годы, – ответил Серёга, – Здесь она до их прихода очень уж редкой не была, но больше она вообще нигде не водилась, так что когда выбили этих – больше не осталось. А у туземцев она, кажется, считалась священной, и они на неё сами не охотились. Наверное, и эти тоже её почитают.

– Да хрен с ней, не очень-то и хотелось, – хмыкнул я, – Вот этих гривастых там много? – спрашиваю по-турдетански старшего вернувшейся группы.

– Вот так, – боец показал перенятым у нас жестом, что по самое горло.

– А чего этот гну какой-то странный? – поинтересовался спецназер, – И рога ни хрена не "буйволиные", как должны быть у нормального гну, а не пойми какие, и грива с хвостом какие-то светлые, а не чёрные. Он часом не больной какой-нибудь?

– Да нет, они тут все такие, – хохотнул геолог, – Тот гну, которого ты считаешь "нормальным" – это голубой гну, но он водится севернее, а местный – вот этот, чёрный или белохвостый. Просто в наше время он повыбит, так что остался только в нескольких национальных парках ЮАР и мало кому известен, а широко известен только тот голубой, которого осталось ещё прилично. Ну, останется в наше время. А сейчас в Африке и того, и этого ещё до хрена, только того – там, а этого – здесь. Здесь "нормальный" – как раз он.

– Да похрен, какой он, – рассудил я, – Раз он не мельче того, и его тоже до хрена – с удовольствием будем лопать и его.

– Насчёт удовольствия я не уверен, – заметил Серёга, – Мои знакомые, кто ездил в Африку и пробовал тамошние экзотические блюда, мясо гну не хвалили. Говорили, что как говядина, только жёсткая.

– И что, жёстче буйволятины? – её мы уже успели заценить не по одному разу.

– Такого не говорили.

– Ну так мы ж и буйволятину трескали, и нормально пошла.

– Да ты, Макс, любое мясо схарчишь, если оно хоть немного мягче дерева! – и ржут оба, и не могу сказать, чтоб несправедливо, потому как я и в самом деле жёсткость мяса серьёзным недостатком не считаю – должно же оно чувствоваться на зубах, верно?

– Вы, можно подумать, его не харчили, – отвечаю им для порядка.

– Так на безрыбье ж чего только не схарчишь!

– Ну так тогда и нехрен звиздеть, – и мы расхохотались все втроём.

Как и сибонеи давеча на Кубе, бушмены сходу въехали, что такое карта, когда её перед ними развернули. Узнали береговую линию, узнали речушки, даже неточности на ней нам указали – понятно, что и точность старинной карты окрестностей Капстада буров на серёгиной флэшке была так себе, и сама местность за добрых полтора тысячелетия не могла оставаться совсем уж неизменной. Мы, конечно, ни хрена из их поправок толком не поняли, но не суть важны все эти мелочи – главное, что карта позволила хотя бы в общем и целом понимать друг друга. Нам требовалось получить от дикарей в законное владение территорию, намеченную под поселение и его сельскохозяйственные угодья как минимум, дабы туземные собиратели и собирательницы не повадились вдруг по простоте душевной собирать урожай с полей, огородов и садов наших колонистов, а охотники – охотиться на их домашний скот. А то знаем мы, к чему такая простота душевная приводит, на примерах Северной Америки и Австралии, а особенно – Тасмании…