– Глянь, Настасья, он это был? – повернулся Елизар к казачке.

– Он, – решительно кивнула женщина, обойдя его по кругу. – Я этого паскудника крепко запомнила.

– С чего бы? – мрачно поинтересовался Аверьян.

– А с того, что он позорить меня взялся.

– Аверьян, правую переднюю ногу коню подними, – приказал Елизар.

– Зачем? И так знаю, что его ковать потребно. Подкова треснула, да мне всё недосуг, – пожал казак плечами. – Возьмёшься? – повернулся он к Матвею.

– Приводи, как время будет. Сделаю, работа нехитрая, – коротко кивнул парень.

– А это всё к тому, Аверьян, что сын твой паскудство удумал. Едва, вон, Лизавету не ссильничал. Настасья услышала писк её, да на выручку кинулась. А Матвей след нашёл, да сразу по тому следу до станицы и доехал. Вот сейчас ещё выученики мои от леса вернутся, тогда точно знать будем, тот это след аль нет.

– Допрыгалась, шалава! – вдруг вызверился Андрей и отвесил дочери такую оплеуху, что ту отнесло под соседский плетень.

– Погоди, Андрей. С дочкой дома разбираться станешь, – осадил его Елизар. – Да и не случилось урону чести её. Настасья вовремя поспела. Так что, Степан, скажешь? Сам вину признаешь да покаешься, аль станешь отказываться да таиться? Умел паскудить, умей и отвечать.

– Всё одно она моей будет, – вдруг зашипел парень. – Сама сказала, что со мной отцу в ноги кинется, как срок придёт.

– Лжа! Не было такого! – вдруг завизжала Лизавета.

– Было! Моя! – заорал в ответ Степан. – А вы, – повернулся он к Настасье и Матвею, – вечно под ногами путаетесь, вечно мне шкоды чините, завсегда от вас беды одни. Ненавижу. И тебя, палёный, и тебя, тварь старая, сука, ищейка подзаборная! – брызжа слюной, орал парень, шаг за шагом отходя к воротам своего подворья.

Треск подков заставил собравшихся дружно вздрогнуть. Отправленные Елизаром казаки вернулись и, подъехав прямо к старшине, спешились.

– Всё осмотрели, дядька Елизар. И след добре запомнили.

– Вон того солового гляньте. Его подкова аль нет, – кивнул казак на мерина.

– Она, – решительно закивали казачки, быстро осмотрев копыто коня.

– Выходит, не лжа это, – растерянно прохрипел Аверьян.

На казака было страшно смотреть. Ссутулившись, опустив взгляд, он враз постарел лет на десять. Широкие, натруженные ладони мужчины заметно подрагивали. Содеянное Степаном бросало тень на весь род. Тем более что это уже был не первый случай.

– Судите, люди, как по закону казачьему положено, – взяв себя в руки, прохрипел Аверьян и, прикрыв глаза руками, едва слышно всхлипнул.