На даче всё было вычищено и отполировано. Местные часто заходили ко мне. Некоторые, поглядывая на украшенный кованным железом дом, говорили, мол, дед богатый, наверное, в лихие девяностые сколотил капитал. На это я только посмеивался. Богатство — это не деньги. Это то, что у тебя в голове.

На шее у меня всегда висел амулет — странный кусочек неизвестного металла. Гладкий, тёмно-серый, в форме капли. На его поверхности — круг, внутри которого — руна, похожая на три переплетённые молнии. Я нашёл этот осколок в Сибири, ещё молодым инженером, в одной из геофизических экспедиций. Металл был странный — не магнитился, не окислялся, не царапался. Учёные ничего определённого не сказали. Какой-то сплав. С тех пор амулет всегда со мной. В экспедициях, в лесах, под землёй, за рабочим столом, на пенсии.

Я встал, потянулся, и Турана поднялась следом. Ночь спускалась быстро. Только что было солнце, а затем, словно по волшебству, сумерки.

Неожиданно Турана застыла, навострила уши и глухо зарычала.

— Что случилось? — насторожился я.

Тут же послышался треск за забором, и я увидел двоих людей в темных масках. Турана рванула к ним, но не успела. Выстрелы прозвучали почти как щелчки, только знакомо пахнуло порохом. На стволах были глушители. Турана рухнула на землю.

В этот миг я будто снова стал офицером. Ни страха, ни паники, ни эмоций. Только расчёт. Они меня наверняка недооценивают. Этим надо воспользоваться.

— Дед, стой на месте и останешься жив! — прошипел один из грабителей, подойдя вплотную и тыкая «макаровым» мне в грудь.

— Чего вы хотите? — спокойно спросил я.

— Тупой, что ли? Денег! Говори, где хранишь! Быстро!

Я схватил пистолет, вывернул бандиту запястье, и оружие оказалось в моей руке. Выстрел. Пуля угодила ему прямиком в лоб, и грабитель упал, не издав ни звука.

Но второй успел поднять пистолет. Мы выстрелили почти одновременно. Я попал ему в голову, а его пуля ударила меня в сердце.

Я опустился на землю, и наступила темнота.

Сознание возвращалось медленно, будто сквозь вязкую трясину. Сначала был только холод. Сырой, ползущий под рубаху, проникающий в кости и в каждую мышцу. Потом шум — шорохи листвы, плеск реки неподалеку и голоса людей.

Я открыл глаза. Надо мной вечернее небо, уже тёмное, но ещё не совсем чёрное. И сибирский лес. Ветви над головой, еловые, тонкие, и силуэты — несколько фигур, склонившихся рядом.

— Слышь, дышит он… — радостно произнес кто-то. — И глаза открыл. Я же говорил — не помер. А ты, Матвей, все свое — «мертвец», «мертвец»… Экий ты мрачный!

— Лука, помолчал бы ты, а? — ответили ему. — Только что не дышал.