Его состояние не осталось незамеченным для жен, особенно Нади, как-то вечером зашла к нему в кабинет и с заметным беспокойством спросила:
— Лексей, что с тобой случилось? Извини, но ты как будто стал чужим, тебя не трогают наши дети и внуки. Да и к нам с Томой стал холоден — не приласкаешь, слова лишнего не скажешь, а уж о близости в постели не упомню, когда было в последний раз!
Ответил почти сразу — сам уже задумывался над разладом в своей душе, только важные заботы не давали возможности заняться собой:
— Знаешь, Надя, наверное, у меня что-то надломилось — нет, не со здоровьем, с ним как раз все в порядке. Что именно — не знаю, где-то там в глубине. Думаю, мне надо отрешиться от всего и постараться разобраться в себе. Собираюсь передать на время все дела по службе и уехать куда-то, где никто не побеспокоит. О том хотел тебе и Томе сказать, ты не против, если я расстанусь с вами где-то на год, может быть, больше?
Разумеется, супруга ответила согласием, нисколько не сомневаясь в разумности решения мужа: — Поступай, как считаешь нужным, Лексей, мы же будем ждать тебя и молиться о божьей милости твоей душе!
Через две недели, завершив все спешные дела, Лексей уже было собрался выехать в Тверь, свое имение — именно здесь в тиши и уединении намеревался провести вынужденный отпуск. Последний раз побывал тут лет пять назад зимой вдвоем с Надей — ее мать занемогла и отправила дочери письмо с просьбой приехать проститься, по-видимому, предчувствовала свою кончину. Выехали немедленно, оставив детей и хозяйство на попечение Томы, но все равно не успели — старушку уже погребли на городском кладбище рядом с мужем, скончавшимся два года назад. Тогда жена сильно горевала, потеряв мать, да еще в дороге простыла, так и слегла в горячке. Лишь через месяц переборола хворь и хоть как-то набралась сил для обратной дороги. И все это время Лексей находился рядом с ней в усадьбе поместья — не мог оставить одну, хотя по службе следовало вернуться, но посчитал жизнь и покой родной души дороже.
В последнюю перед отправлением ночь приснился Лексею чудный сон — таких прежде не видывал, разве что в далеком детстве. Как будто летел высоко в небе словно птица, а вдалеке внизу проносились леса, поля и реки. Вскоре появились горы, он уже пролетал над ними, а они становились все выше и наконец встали непреодолимой преградой на его пути. Сил подняться выше не хватало, отвернуть же обратно не мог, что-то внутри подсказывало — ему надо непременно по ту сторону гор. Искал промежутки между вершинами и не находил, казалось, они возвышались сплошной стеной. Уже выбился из последних сил, от подступившего отчаяния готов был удариться о холодные камни и закончить мучения, но продолжал лететь на остатке воле и еще каком-то исконном инстинкте жить. В какой-то миг заметил крошечный разрыв в стене и как-то сумел протиснуться в него, затем едва ли не на ощупь в полной тьме пройти бесконечную толщу скал.