Предлагать службу коварным англичанам, засевшим в Баку, казаки побрезговали. Уральцы не нашли ничего лучше, чем отправиться сухим путем в Персию, по восточному берегу Каспия. К тому времени наступила уже осень, и вал красноармейского наступления прокатился по Сибири до Тихого Океана, и обратным ходом вернулся в Туркестан и Семиречье. Идти казакам пришлось по соленому безводью, в лютые осенние ветра и ночные заморозки. До форта Александровский на полуострове Мангышлак из пятнадцати тысяч добралось чуть менее двух, а пока дошли — со всех сторон уже оказались красные. Девять из десяти походников — по большей части, бабы с детьми да увязавшиеся за казаками Гурьевские мещане — не в силах дальше переносить ужасы похода, попросту сдались комиссару Микояну.

Осталось чуть более двухсот непримиримых уральцев; поздней ночью выступили они с войсковыми знаменами Уральского Казачьего Войска в накатывающую зиму и через два месяца, оставив по пути еще полсотни тел, все же добрались до Персии. Там уже пришлось им не до жиру, и пошли они в службу «белым сахибам» для охраны путей из Пакистана в Индию, а оттуда в Китай, а оттуда еще дальше — так что Владимир Сергеевич Толстов умер своею смертью через много лет в австралийском городе Брисбене, и более с тех пор никогда уральских казаков на Земле уже не бывало.

Лишившись верных бойцов, сам Колчак пропал без вести. Кто говорил: продали его эсерам свои же охранники, выкупая собственные головы. Кто возражал: уплыл Колчак за море, да в бурю потонул. Третьи говорили, что вынырнет еще Колчак в Харбине и Порт-Артуре, все же русские то города, что бы там ни говорили косоглазые — а тогда уже большевички кровавыми слезами наплачутся!

Но нигде не всплыл Верховный Правитель, даже не булькнул. И вся громадная Сибирь упала в руки Совнаркому за одно недолгое северное лето. Не то, чтобы вовсе без крови, и не то, чтобы вся до былиночки — еще долгие годы скитались по дебрям не смирившиеся «атаманы» и «батьки» — но вдоль железной дороги, до самого Владивостока, установилась власть Советов.

И не один банкир или крупный заводчик, или просто буржуй-рантье, живущий с процентов по вкладу, прикусывал губу, глядя на глобус. Тем летом неизвестно кто выбросил в продажу новый, «красный» глобус, выкрашенный алым от Северного Моря до Тихого Океана, и словно бы подплывающий багряными потеками там, где китайские интернационалисты возвращались домой небольшими группами по две-три дивизии.

Домой хотелось не одним лишь китайцам. Кубанские казаки, а с ними Дикая Дивизия, с первой травой порешили двигать на Кавказ обратно, только вот отпускать их никто не собирался: войск Белому Движению и без того катастрофически не хватало.