– Пожалуйста, присаживайтесь.
– Волнуюсь, – просто и удивительно сказал японец, поправив меч. – Жду…
– А мне рассказывали, что самураи непрошибаемы, как танковая броня.
– О, я не вполне японец, и уж точно не самурай, – японец улыбнулся. – Я вырос в жаркой стране, в пыли и горах. А воспитывал меня, как ни удивительно, русский. Да и вас можно ли назвать гайдзином в полном смысле этого слова?
Кивком японец указал на пиджак собеседника. Под зеленой колодкой с белыми полосками висел косой крест. Фон серебряный, сложный рисунок цветной эмалью, знакомый каждому военному японцу: и тебе вырезные щиты, и скрещеные нагинаты, и лучи. А главное – фигурка птицы с раскинутыми крыльями. Орден Золотого Коршуна, который, по статуту, вручается только японцам и только за военные заслуги.
– Я, собственно… – гайдзин откровенно смутился. – Всего лишь не отдал ключ, когда потребовали. Но потом-то меня все равно ударили по голове и ключ забрали.
Японец кивнул:
– Да. Вы подарили нам примерно десять секунд, мы успели добежать до самолета, и потому пассажиры остались живы. Всего лишь.
– А! – тут и европеец сообразил. – Я же вас помню. Вы нас потом выносили. А скажите, почему именно "Коршун"? У вас же для иностранцев обычно "Восходящее солнце". Не в традиции.
Японец удивился:
– Что же вам не объяснили?
– Простите, уважаемый, я не очень понимаю в ваших петлицах…
– Тайса, – подсказал японец. – Это как ваш полковник.
– О, я помню вас капитаном.
Японец засмеялся:
– Ах, а как я помню себя капитаном! Вот сержантом уже не помню, это уже эпоха мифов и легенд… Но что же, сенсей, вам так и не объяснили?
– Простите, мне вручал орден микадо. Как я мог что-либо спрашивать посреди церемонии?
– О, простите, я увлекся воспоминаниями и не сообразил… Итак, ордена для нас очень молодая традиция, всего с конца девятнадцатого века. Сперва не награждали женщин и гайдзинов. Потом стали награждать женщин, потом вот гайдзинов понемногу. Мир меняется, что поделать. Мы вон, помнится, "на вечные времена" отказывались от армии и военных методов, а пришлось все вернуть.
Японский полковник поднялся стремительно, чтобы разогнать печаль, и повторил:
– Жду. Дочку. Тоска берет сидеть. Пойдемте, посмотрим. Тут есть, на что.