– А то! – согласился такой же сопливый и замурзанный приятель, вытирая сопли рукавом и ёжась от холодного февральского ветра, – Только без песен!

К выходу с Молдаванки добралась большая толпа, и Хая, которая Кац, чуть не порвалась на две части – одна из которых негодовала за нервничанье подруги, а другая наслаждалась вниманьем и уваженьем. Вслед им махали долго, потому как от такого торжественного и многолюдного сборища у всех где-то под желудком родилось чувство, што будто бы и они самую капельку причастны к будущему экзамену Эсфири.

Пока извозчик, пока доехали до Гулевой, где Мариинская женская гимназия, Фира уже самую чуточку и оклемалась. Помощь тёти Хаи теперь только в нейтрализации чересчур впечатлительной мамеле, с её стремлением к интересному обмороку посреди улицы.

– Так это… – начал было извозчик, но получив полтину, с металлическим лязгом захлопнул челюсть и спешно уехал, пока не вспомнили за сдачу.

Встав напротив углового двухэтажного здания, две женщины и одна почти некоторое время собирались с духом, рассматривая этот дворец знаний как часть несомненно прекрасного будущего Фиры, проникаясь его и её величием. Выходило так себе, зато у ветра проникнуть и проникнуться – очень даже и да!

Чихнув, тётя Песя наконец опомнилась и засуетилась, заквохтав вокруг дочи.

– Ой же ж! Время, Фира, время! А кстати, сколько? – опомнилась она.

– Успеваем, – голос Хаи, которая Кац, напомнил бы человеку понимающему о творении пражского раввина Льва бен Бецалеля, – не суетись, как под клиентом! Ты мать и почтенная если не дама, то где-то рядом, а не сама знаешь кто по известному адресу!

Решительная и суровая, под взглядом сторожа она только вздёрнула голову, подходя к гимназии и волоча на себе остальных, но тот ничего и не, так што даже и обидно! Шумно почесав проволочной жёсткости бороду, завивающуюся чорными с серебром колечками, немолодой носатый мужчина мазнул предупреждённым взглядом по девочке и приоткрыл двери. Единственная его фронда и небрежение, замеченное только Хаей – не во всю ширь!

Кац сделал губы куриной жопкой, пообещав себе как только, так сразу! Мог бы и расстараться, а не вот так вот! У людей, может быть, событие на всю жизнь, нужно же понимать?!

По случаю воскресного дня, из народу в гимназии только комиссия и они. Песса Израилевна впечатлилась пустым вестибюлем, наполненным роскошью по её молдаванской мещанской душе и вкусу. В класс её не пустили, хотя женщина и пыталась пройти туда, с упорством то ли барана, то ли обезглавленной курицы, но всё ж таки – молча!