Я сильно вздрогнула от неожиданности, подняла глаза и тут же стремительно откинулась на спинку кресла. Он сидел на своем месте, но его взгляд изменился – стал тяжелым. Зрачки приобрели матовый блеск. Будто невидимые щупальца холодной сталью коснулись моего позвоночника, взор подернулся рябью, в голове зашумело, а звуки стремительно стихли. Во мне проснулся страх, от которого захотелось кричать. Я очнулась, тяжело дыша полной грудью. С укоризной посмотрела на своего собеседника.

– Простите меня, Настя, я не должен был этого делать, – Владимир Егорович едва заметно вздохнул, – взгляните в окно, – предложил он.

Представьте, улица была разделена на две ровные половины. На одной – светило яркое солнце, а на другой – в темноте нависших туч, шел ливень, и всю эту фантасмагорию пронизала ярчайшая семицветная радуга.

– Кто вы? – громко прошептала я.

День начался, как обычно. Володя встал с кровати, нацепив мягкие тапочки, и машинально протянул руку к кнопке включения компьютера. Тот недовольно пискнул динамиком, будто просыпаться не хотел, а клавиатура приветливо мигнула огоньками на панели. Экран неторопливо и с важностью высветил приветствие.

– Да пошел ты, – сказал Володя экрану, направляясь в ванную.

Умылся, посмотрел на свое отражение в зеркале. Провел ладонью по заросшему щетиной подбородку. Бриться было лень.

– Сойдет для сельской местности, – обронил, махнув рукой.

Шаркая тапочками о старый линолеум, прошел на кухню, включил газ. Тщательно взвешивая на ложке молотый кофе, насыпал его в турку. Подержал ее над огнем, стараясь уловить запах. Потом налил воды, и поставил турку на газ, дожидаясь пенных пузырьков.

И только они появились, как раздались дикие вопли Эвелин Лентон – солистки группы «Belle Époque». Владимир поморщился. Нет, не над воплями, просто начало композиции, где Эвелин истерично кричала, было привязано на мобильнике к номеру телефона шефа.