Светлый фон

Сколько ни был он благодарен за внимание моё об охранении его, он не только ручался, что Аббас-Мирза будет доволен успехами его, но что в полном убеждении, что он оказал отечеству величайшие заслуги, он не сомневался обратить на себя самые щедрые награды, каковых весьма немногие удостаиваются.

Словом, он был в восхищении. Во всё время пребывания его в Тифлисе он был содержан роскошным образом. Удовлетворён со стороны честолюбия отличным приёмом и почестями. Со стороны корыстолюбия – необыкновенно дорогими подарками.

Из слов Фетх-Али-хана должно было предполагать, что Аббас-Мирза желал со мною сблизиться (если только сам он не был им обманут), но что нет сомнения, что нужно было ему лучшее моё расположение к нему, ибо Фетх-Али-хан секретно объявил мне, что Аббас-Мирза, будучи чрезвычайно озлоблен на сардара Эриванского, не видит другого средства сменить его, разве со стороны моей будут принесены жалобы на него шаху.

Он подтвердил мне, что давно хочет Аббас-Мирза поставить сына своего в Эриванской провинции, дабы присвоить богатые оной доходы. Не скрыл и того от меня, что если бы отозвался я шаху довольным поведением пограничных начальников, непосредственно зависящих от него, и что для лучшего спокойствия и утверждения прочнейшей связи предоставил бы я шаху о пользе подчинить всю границу одному начальству, что надеется Аббас-Мирза успеть в желании своём получить в управление и Гилянскую область.

Итак, Аббас-Мирза хотел сделать меня орудием своих выгод. Я дал Фетх-Али-хану надежды, что буду действовать согласно видам его, стараясь все средства употребить в пользу окончания дела о границах.

Фетх-Али-шах по возвращении в Тавриз был принят Аббас-Мирзою весьма неблагосклонно и даже угрожаем наказанием. Заключёнными условиями был недоволен, и на письмо моё, наполненное вежливостями и всем, что могло казаться обязательным, не хотел отвечать сам, но поручил отнестись ко мне каймакаму. Поверенный наш в делах господин Мазарович поставил неприличие подобного поступка, и Аббас-Мирза рассудил за благо сам объясниться письмом.

Он сообщил мне замечания свои на заключённый акт генерал-лейтенантом Вельяминовым, оспаривал всё то, что требовал я в замену несравненно бо́льших выгод, уступаемых нами, превратно толковал смысл Гюлистанского трактата, и что по силе оного должна была Персия возвратить нам, утверждал принадлежащим ей.

В заключение предложил, по данному ему от шаха повелению, утвердить условия сии, если мною приняты оные будут, но что в противном случае, не имея власти и полномочия, он не откажется однако же употребить своё старание, дабы исходатайствовать волю шаха, его родителя.