Колосков, подняв тяжелую бровь, спросил:
– Вы умеете играть? Расставляйте шары!
Денисову эта игра показалась длиною в целую жизнь. Казалось, что время специально издевается над несчастным курсантом и остановилось, продлевая психологические мучения. Ему хотелось втереться в штукатурку, рассыпаться на атомы, но только бы не быть здесь и сейчас. Денисов, конечно же, проиграл, и не столько из-за ситуации, а потому что просто и банально не умел играть на бильярде. После разгрома Колосков так буднично, без металла в голосе сказал:
– Доложите своему руководству, что начальник училища объявил вам 5 нарядов вне очереди и объясните причину наложения взыскания.
У ротного Чайкина фуражка съехала набок после доклада Денисова, он лишь процедил:
– Ты бы ему еще в преферанс предложил перекинуться.
Спустя несколько лет Денисов, готовя материалы к диссертации, случайно встретился с Колосковым в Ленинской библиотеке. Подошёл к нему, поздоровался. Генерал поднял на него взгляд и попросил представиться. Однако секунду помолчал и добавил: «Впрочем, не надо, я Вас помню». Ну вот когда бы генерал узнал Денисова, если бы тот не прогуливал занятий…
Летний ПУЦ, почти две недели. На занятиях подставляем лица еще не злому утреннему солнцу. К обеду небо пустеет, целый день жара, на редком асфальте побелевшие островки выступившей соли, пыльные деревья застыли и не колышутся листвой. От них не было тени, словно деревья не желали делиться накопленной за ночь прохладой.
Идем по пыльной извилистой дороге. Воздух дрожит над раскаленной колеей, горячая земля жжет ноги сквозь подошвы сапог. Через некоторое время «потеряли ногу» и плетёмся в вразброд, нестройно втаптывая сапоги в серую пыль.
– На месте… – скомандовал взводный. И, оглядев нас, продолжил: – Бегом марш!
– С бодуна, наверное, – тихо говорит курсант Новиков. Взводные на ПУЦе, вдали от жен, попивали иногда и сильно.
Еда, отвратительная каша, прилипает к тарелке, вместо пюре темная жижа, на первое – жидкость с ошметками жил и костей. Каждый вечер берем банку тушенки и вываливаем в общую кастрюлю, появляется хоть какой-то вкус. Образовываются определенные законы, касающиеся приема пищи и ее хранения. Не принято есть в одиночку, спрятавшись, или, например, на выходе из столовой. Неприлично выказывать голод и жадность. Хотя есть охота постоянно, свое и чужое, ночью и днем.
Умывальники на ПУЦе – плохо покрашенные синей краской трубы, в которые ввернуты краны, т.н. «соски́». Вместо раковины длинное жестяное корыто, как у лошадей, по дну которого плывут отходы утреннего моциона: слюни, сопли, вперемешку с зубной пастой. Заткнув полотенце за пояс, чищу зубы и поласкаю под мышками. Фыркаю, как выдра, и вздрагиваю от холодной воды.