Я скакал перед моим взводом, когда мы пошли в атаку, а когда наши повернули лошадей, очутился в тыле. Лишь только мы подались назад, против меня выскочил из фронта молодой французский офицер, выстрелил из пистолета шагах в десяти, не более, и не попал. Когда наши уланы сбились в кучу у плетня, тот же молодой офицер опять наскакал на меня с поднятым палашом и закричал: «Rendez-vous, officier![1114]» Вместо ответа я занес на него саблю, чтоб рубнуть его по руке, но промахнулся, потому что он в то же мгновение опустил руку. Сабля моя скользнула по гриве его лошади, она испугалась и быстро повернулась, а я в это самое время хватил офицера по плечу… Кажется, что я ранил его. Он отскочил и закричал своим драгунам: «Tuez-le![1115]» Но, видно, французские драгуны сжалились над моею юностью и не захотели убить меня наповал. Два ружейные выстрела раздались в нескольких шагах, и я, как сноп, повалился на землю: две пули попали в голову моей лошади. По счастью, в эту самую минуту толпа наша попятилась в тыл, и задние уланы, защищаясь, обернулись к французскому фронту. Я имел время отстегнуть мой чемодан и вынуть пистолеты из кубур, перелез через плетень и пустился во весь дух бежать в деревню, перебрался через другой плетень, гораздо выше, и остановился за дровами, сложенными стеною позади крестьянских домов. Запыхавшись, я бросился на землю отдохнуть и тут только заметил, что потерял свою уланскую шапку. Чрез несколько времени в деревне раздались громкие крики «en avant[1116]» и конский топот… Я выглянул из‐за угла… Наши скакали по улице, а за ними гнались французские драгуны. Мне делать было нечего. Я прикрепил чемодан к шарфу, за плечами, повесил заряженные пистолеты на ветишкетах и, когда французская колонна проскакала, вышел на улицу, чтоб взглянуть на чистое поле. На улице лежала лейб-казачья пика – я поднял ее… Вдруг вижу, та же французская колонна несется обратно в деревню, и гораздо быстрее прежнего, – я опять скрылся в мою засаду за дровами и остановился на самом углу. Когда колонна проскакала чрез деревню, я снова вышел на улицу и вижу, что наши лейб-казаки и гусары скачут в деревню… Несколько французских драгун поотстали от своих; один из них слез с лошади, подтянул подпруги у седла, вскочил опять на лошадь и пустился во всю конскую прыть догонять товарищей… Я бросился на него с пикою… Он направил на меня лошадь, перегнулся, чтоб рубнуть меня, но мне удалось так метко ударить его в бок пикою, что он свалился с лошади. Пика моя осталась у него в боку, и он повис ногою в стремени. Я ухватил лошадь за поводья, но, испуганная, она стала рваться и становиться на дыбы, и я никак не мог справиться с нею и выпутать ногу убитого мною драгуна из стремени… В эту минуту прискакали лейб-казаки и лейб-гусары. Наш эскадрон и эскадрон майора Лорера понеслись мимо деревни к лесу, чтоб отрезать французам ретираду. Я кричу из всех сил: «Помогите, братцы!» Никто не обращает на меня внимания – все скачут вперед. Наконец я успел выпутать ногу драгуна из стремени и поднял мою пику, но лошадь не давалась садиться на нее, и я принужден был вести ее за поводья. Несколько казаков уже возвращались на рысях, с добычею – французскими лошадьми и несколькими пленными… «Пособи, братец, сесть на лошадь – она бесится!» – сказал я одному лейб-казаку, который вел французскую офицерскую лошадь. «Некогда!» – отвечал он и пронесся мимо. С тою же просьбою обратился я к лейб-гусару (рядовому Ансонову), который догонял своих, оставаясь прежде в тыле при раненом товарище. «Извольте, ваше благородие!» Ансонов слез с лошади, отвязал драгунское ружье от седла, укоротил стремена, пристегнул на мундштуке цепочку, которая сорвалась с крючка и звоном своим пугала лошадь, и, посмотрев на огромного французского драгуна, который еще шевелился, спросил с удивлением: «Неужели это вы уходили его?» – «Я, братец, с помощью Божиею!» – «Нешто, что Божией волей, – примолвил Ансонов, – да ведь он убил бы вас кулаком, если б дошло до схватки! Счастливо, счастливо, ваше благородие!» Мы поскакали с Ансоновым к своим. Мне никак не хотелось расстаться с казачьею пикою, доставившей мне победу над французским Голиафом[1117], и я приехал в эскадрон на французской лошади, с обнаженною головою, с казачьею пикой в руке. Товарищи почитали меня убитым, потому что некоторые из улан видели, как в меня выстрелили и как я свалился с лошади. Гусар Ансонов рассказал, в каком положении нашел меня. Еще есть несколько товарищей моих в живых, и есть люди, которые слышали об этом от Александра Ивановича Лорера…