Не стану описывать царских забав на Эрфуртском конгрессе. Михаил Михайлович Сперанский рассказывал мне много подробностей, весьма занимательных, но уже отчасти описанных. Скажу только то, что лично касается до этого незабвенного для России мужа. Однажды прогуливаясь пешком в зимнее время по Петербургу, я встретил М. М. Сперанского возле Сената. Это было в пятницу, а он тогда каждую неделю обедал в этот день на Васильевском острове у известного всем отставного корнета Яковлева[1629]. Я вызвался сопутствовать Михаилу Михайловичу, и как было еще часа полтора до обеда, то мы пошли бродить по Васильевскому острову. Покойный Михаил Михайлович (тогда он еще не был графом) был ко мне всегда чрезвычайно милостив, и его правосудию и личному заступлению обязан я тем, что мои родственники выиграли долголетний и запутанный процесс, в котором я принимал участие и по чувствам, и по материальным выгодам[1630]. Бывший его доверенным лицом и секретарем, находившийся при нем почти безотлучно в течение двадцати двух лет К…ма Г…….ч Р…..кий (ныне действительный статский советник) засвидетельствует[1631], какое участие принимал во мне покойный граф Сперанский и как был ко мне милостив и снисходителен[1632]. Я всегда говорил с ним откровенно о делах и лицах, говорил что думал. Во время прогулки мы встретили купца, который с необыкновенною радостью бросился к М. М. Сперанскому и поцеловал его руку, примолвив: «Отец и благодетель наш!» – «Это мой сибирский знакомец», – сказал Сперанский. Тут речь зашла о Сибири и, наконец, о причинах постигшего его несчастия[1633]. М. М. Сперанский сказал мне: «Несчастье мое начинается с Эрфурта. Наполеон был чрезвычайно ласков со мною и часто обращался ко мне с вопросами. Однажды после обеда, когда государь император изволил разговаривать с королем саксонским, Наполеон подвел меня к окну и спросил, каким образом можно было устроить сосредоточение всех дел (централизацию) в такой обширной империи. В коротких словах я объяснил ему нашу систему управления и растолковал превосходное учреждение о губерниях императрицы Екатерины II[1634]. А как я тогда уже занимался проектом нового государственного учреждения, то все существующее у нас, изученное мною, было у меня в свежей памяти. Наполеон был очень доволен моим объяснением и, подведя меня к государю императору, сказал в шутку: “Не угодно ли вам, государь, променять мне этого человека на какое-нибудь королевство?”[1635] Это была шутка, но она перешла в Россию к моим недоброжелателям и послужила им орудием противу меня. Это я знаю наверное». Кажется, мудрено было из этой шутки составить что-нибудь: но зависть из паутины вьет канаты! Это я испытал на себе[1636].