П. гроги не пил, самбу не плясал.

Вечером нам предстояла встреча в Прае, в Доме книги, с интеллигенцией Островов, приехали гуманитарии самого интеллигентного острова в архипелаге Сан-Висенте. Из присутствовавших я запомнил преподавателя эстетики, автора шортсториз — коротких рассказов, почитаемых на Островах верхом литературной изысканности, — Аурелио Гонзалеса: он выделялся безупречной креольской смуглостью лика, точеным профилем штучной выделки, строгостью черного костюма-тройки. Аурелио Гонзалес прилетел с острова Сан-Висенте на остров Сантьяго, чтобы спросить у советских писателей, не устарели ли чеховские персонажи в стране победившего социализма. Я заверил доктора Гонзалеса, что герои Чехова прижились в Советском Союзе, интерес к Антону Павловичу вырос по сравнению с его временем. Преподаватель эстетики с острова Сан-Висенте просветлел лицом, удовлетворенно кивнул, по-видимому, получив тот ответ, который был ему для чего-то нужен.

На вечере встречи в Доме книги города Прая я то и дело смотрел на Элизу Андраде, активистку ПАИГК — партии освобождения Гвинеи-Бисау и Островов Зеленого Мыса, основанную Амилкаром Кабралом, божественно красивую креолку с глазами цвета кокосового ореха и удивительным разрезом: не поперек овала лица, а повдоль. Глаза Элизы Андраде, как капли, стекали по лицу, как две ночные лагуны, вобрали в себя сияние полнозвездного африканского неба.

У нас не было переводчика, привезшие нас крутые ребята, подгулявшие в Сан-Жорже, не знали ни слова по-португальски, тем более по-креольски. По счастью, на встречу пришла немка из Мюнхена, вышедшая замуж за зеленомысского художника, малость поднаторевшая в португальском. Говорили речи, она переводила П. по-немецки, он мне — предельно коротко — по-русски. Обыкновенно на протокольных встречах П. больше помалкивал, все услышанное записывал, зато уж тут, дорвавшись до немки, так заболтался, что дожидавшиеся нас двое на белом «Пежо» перематерились: Восьмое марта не кончилось, им хотелось добавить.

Однажды вечером я сидел за столиком под банановым деревом в единственном в Прае кафе, потягивал пиво, по-португалски — сервежо, покуривал. Неподалеку от меня сидел белый человек средней невыраженной внешности. Иногда мы переглядывались. «Давно из Москвы?» — наконец спросил меня русскоязычный посетитель кафе креольского городка. «Как ты определил, что я из Москвы?» Белый человек рассмеялся: «Из тебя шпион не получился. Ты же куришь “Стюардессу”, ее только советские курят».

Иное дело товарищ Муратов. В Бисау в посольстве перед нашим отлетом на Острова (отлет был под вопросом, согласовывался с Москвой) нам сказали: «Как раз туда летит наш товарищ Муратов (как будто так летит, по своим делам, независимо от нас), если будет какая-нибудь неясность, обращайтесь к нему». Товарищ Муратов представлял собой среднеэтнический тип, мог быть европейцем, турком, латиноамериканцем, с несколько вислым носом, ухоженными усами, в твидовом пиджаке, отутюженных брюках, с дипломатом. Особенностью товарища Муратова было то, что он как будто ни на кого не смотрел, однако видел все, что надо ему; его взгляд можно было ощутить даже затылком; он глядел тяжело.