На дворе пасмурно, комарино. И еще, как выяснилось, грибно. Сходил в ближний борок, взял мой оброк: пятнадцать белых с коричневыми головками и молодцов красных — в траве под осинами. Принес корзину красно-бело-коричневых, буду жарить, есть с треском за ушами. Белые, что постарше, высушу.

Вчера под вечер ощутил-осознал, да и то как-то отстраненно, вне себя, пустоту деревенского неба. Кто видел небо в деревне в летний вечер без ласточек и стрижей? Я не видел здешнего неба без ястребов. Бывало, ласточки атаковали кобчика, я наблюдал, сочувствуя ласточкам. И вот ни ласточек, ни стрижей, ни ястребов. Даже ни одной вороны на крыше. Я ходил по деревне, спрашивал: «Вы заметили, что ни одной ласточки в небе?» На меня смотрели как на блаженного (дачники вообще так смотрят на меня, с недоумением и некоторой опаской): собственно, не все ли равно, есть ласточки или нет, да и в небо смотреть некогда. Татьяна высказала предположение: ласточек извели два голодных рыжих кота, оставшихся от съехавших кооператоров, теперь прижившихся у Алеши с Олей. Я заметил, что все деревенские коты птицеловы, однако ласточки в деревнях сожительствуют с котами.

Я сидел на крылечке, меня безбоязненно жалили комары с мошками. Ласточки со стрижами поедали мириады летучей нечисти, от зари до зари барражируя над деревней. При ласточках было приютно сидеть на крылечке, была защита от комаров. Под пустым небом сидеть было невмоготу. Я вдруг подумал, что мне не ужиться в этой деревне без ласточек со стрижами. В пустом небе явился знак апокалипсиса, конца света.

На небе ласточек не стало, зато привольно комарам. И все же плакать не пристало, не слышно воплей по дворам. Не видно птиц — такая малость! Уж на лугу второй укос... Разлетье. Красок побежалость. Пустынно небо, как погост.

Ночью Озеро покрылось периной тумана, над белым туманом висела рыхлая луна с ущербом слева, с признаками того или другого знакомого по портретам лица — Маркса, Ленина, Ельцина, Руцкого... Днем бывший кооператор, ныне дачник Андрей, которого я в свое время сравнил с царем Навуходоносором, греб сено на подворье, гребла сено его подруга, в трусиках и лифчике, лежала медлительная собака с большой головой, большими ушами, короткими лапами. Алеша приволок из лесу на вездеходе еловое бревно — менять нижние венцы в избе Валентина Горбатова.

В Адином доме поселилась большая семья, выменявшая дом на квартиру в городе. В свое время дед Федор продал свой дом Аде за тысячу рублей, все говорили, как выгодно дед устроился.

В Харагеничах померла бабушка Катя Богданова. В субботу дочь Дуся повела ее в баню, баба Катя помылась, сказала: «Все, дочка, в байню уж не пойду». — «Почему, мама? — возразила Дуся. — Через неделю истоплю и пойдем». — «А я помру, дочка». Она померла тихо, как уснула, прожив на свете сто шесть лет.