Сражаясь с собой за Высоцкого, я даже предположил, что, может быть, дело не в нем, а всего лишь в том, что „подрывные“ возможности стихов и песен шире их созидательных возможностей. Но ведь получались же у некоторых и очень сильные „созидательные“ песни: „Нам нет преград“, „Не кочегары мы, не плотники“ и др.
Сражаясь с собой за Высоцкого, я даже предположил, что, может быть, дело не в нем, а всего лишь в том, что „подрывные“ возможности стихов и песен шире их созидательных возможностей. Но ведь получались же у некоторых и очень сильные „созидательные“ песни: „Нам нет преград“, „Не кочегары мы, не плотники“ и др.В его эпоху грызть „систему“ было важно — чтобы она не загнила еще больше. Он прекрасно ее грыз, насколько это было возможно делать открыто. Это, так сказать, была его специализация, его миссия. Чего еще я от него хочу? Это же глупо — требовать от пилы, чтобы она годилась еще и для использования в качестве молотка или стремянки.
В его эпоху грызть „систему“ было важно — чтобы она не загнила еще больше. Он прекрасно ее грыз, насколько это было возможно делать открыто. Это, так сказать, была его специализация, его миссия. Чего еще я от него хочу? Это же глупо — требовать от пилы, чтобы она годилась еще и для использования в качестве молотка или стремянки.Кстати, по-моему, антисоветчиком он не был: он хотел подправления „системы“, а не ее замены. В то время „система“ мыслилась незыблемой и перспективной. Она демонстрировала явные достижения в различных областях — и медленно, но верно распространялась по планете. Поскольку Высоцкий не был вполне маргиналом, то можно сказать, что он воплощал самокритичность „системы“, был примером и символом возможной в ней духовной свободы (не такой уж ограниченной). Наверняка к Высоцкому подбивали клинья всякие Ларисы Богоразы — и ставили его в неловкое положение: с одной стороны, надо быть честным и смелым, с другой, чутьё подсказывало, что с этими борцами за „права человека“ что-то не так.
Кстати, по-моему, антисоветчиком он не был: он хотел подправления „системы“, а не ее замены. В то время „система“ мыслилась незыблемой и перспективной. Она демонстрировала явные достижения в различных областях — и медленно, но верно распространялась по планете. Поскольку Высоцкий не был вполне маргиналом, то можно сказать, что он воплощал самокритичность „системы“, был примером и символом возможной в ней духовной свободы (не такой уж ограниченной). Наверняка к Высоцкому подбивали клинья всякие Ларисы Богоразы — и ставили его в неловкое положение: с одной стороны, надо быть честным и смелым, с другой, чутьё подсказывало, что с этими борцами за „права человека“ что-то не так.