Моя ошибка в те годы — это мысль, что вот-вот и у него получится нечто ладное свое в устройстве жизни, вот-вот легче станет всем. Без такой надежды не прожить было тогда…

Признаюсь, мне жаль, что Мустафа Кемаль Ататюрк, Отец турок — такую фамилию дало ему Собрание в тридцать четвертом, — только четыре года потом прожил, умер еще не старый. И кажется, не от болезней, а вот оттого, что не получилось, как он хотел: чтобы братьями стали помещик и голый батрак. Но я почитаю Кемаля за мудрую верность: до последнего часа своей жизни он берег дружбу с нами, пограничную тишину. Еще не раз мы вспомним о нем и Фрунзе, о телеграммах Кемаля Ленину. Советская власть… ее первые годы, кругом много врагов, капиталисты насылают войска, называют сроки нашей гибели. И вот один только Кемаль…

Мой товарищ привез мне в подарок четыре книги Кемаля, его знаменитую речь. Она продолжалась тридцать шесть часов. И еще пятую книгу, вот эту, тоже Кемаля… Надену-ка очки, прочту несколько слов. Вот, что он сказал о фашизме: «Бесчеловечной является система, при которой людей заставляют перерезать друг другу горло якобы для того, чтобы сделать их счастливыми».

Коротко и ясно. А это вот — о нас: «Победа новой Турции была бы сопряжена с несравненно большими жертвами или даже вовсе невозможна, если бы не поддержка России… И было бы преступлением, если бы наша нация забыла об этой помощи».

Полстолетия минуло, но я еще вижу бугристое лицо этого Мустафы. Помнятся и Фрунзе, и он — живые. Вроде звучит Кемаля хрипловатый голос:

— Бьемся у черной пропасти рабства. Подай руку!

А в ответ голос Фрунзе:

— Держись! Вот рука…

Когда я молодой, как вы, ходил по дозорной тропе, вдоль контрольно-следовой полосы, то в тишине будто слышал эти голоса…