Когда Пан свалился в воду, псы подбежали ко мне, поджали хвосты и скулили, заглядывая мне в глаза, явно упрашивая помочь товарищу. До тех пор, пока Пан не выбрался, они, притихшие, бегали мелкими шажками по краю льдины. А в другое время они ведь все как один не прочь были бы накинуться на него и растерзать в клочья. Так уж мы созданы! С обеда и до самого вечера Пан был оставлен у нас в кают-компании для просушки.

Незадолго до 9½ часов вечера судно снова испытало страшный толчок. Я вышел, но никакого шума сжатия расслышать не мог. Впрочем, ветер в снастях завывал с такой силой, что какие-либо другие звуки трудно было различить. В 10½ часов последовало несколько новых толчков. Затем время от времени чувствовалось колебание судна; к 11½ часам толчки усилились. Очевидно, сжатие происходило совсем поблизости от нас.

Я решил одеться и пойти посмотреть. В это время вошел Мугста и доложил, что перед кораблем образовался торос ужасающей вышины. Взяв фонари, мы направились на палубу, а затем на лед. В пятидесяти шести шагах от носа «Фрама» возвышалась огромная ледяная гряда. Она тянулась вдоль полыньи, где как раз в эту минуту с ужасной силой повторилось сжатие. На большом расстоянии вокруг все трещало и грохотало. Немного погодя шум несколько стих и стал повторяться равномерными раскатами, потом постепенно опять стал непрерывным.

Ледяная гряда образовалась, по-видимому, главным образом за счет молодого льда, хотя в ней были и тяжелые глыбы старого льда. Она медленно, но верно надвигалась на корабль, прогибая своей тяжестью лед на значительную глубину. Наша льдина также дала трещину у самого судна, и размеры глыбы, образовавшей наше ложе, стали уменьшаться. Совсем нежелательно, чтобы ледяная гряда подошла к носу «Фрама»; она может причинить нам повреждения. Хотя и не было серьезных оснований опасаться, что гряда придвинется так близко, я все же в целях безопасности отдал приказание, чтобы вахтенный наблюдал за ней и разбудил меня в случае, если гряда будет дальше надвигаться или же начнет ломать лед под нами.

По всей вероятности, сжатие, которое продолжается уже несколько часов, скоро прекратится. Сейчас три четверти первого, и «Фрам» опять получил несколько страшных толчков; лежа в постели, сквозь завывания ветра в снастях, я слышу надвигающийся издалека гул сжатия».

«Среда, 2 января 1895 года. Никогда, ни в одном новом году я не испытывал такого удивительного чувства, как в этом. Он, вне сомнений, принесет с собой важные события и будет, быть может, самым замечательным годом в моей жизни – все равно, приведет ли он меня к победе или к поражению.