Почему же рабочие должны заботиться о том, чтобы производство стало активным, а промышленность получала прибыли? Прежде всего нужно было бы бороться за то, чтобы вся промышленность, все предприятия были отняты у капиталистов, экспроприированы. Да, экспроприировать капиталистов. Но этого нельзя добиться без борьбы. А революционная борьба нанесла бы большой материальный ущерб. Она означала бы новое обнищание и новые жертвы. Так нам говорят и объясняют наши правые. А что говорит о таких людях товарищ Ленин?
«Рабочая аристократия, которая боится жертв, которая опасается «слишком большого» обеднения во время революционной борьбы, не может принадлежать к партии»[46]. «Поэтому мы должны сказать итальянским товарищам и всем партиям, имеющим правое крыло: эта реформистская тенденция не имеет ничего общего с коммунизмом»[47].
«Рабочая аристократия, которая боится жертв, которая опасается «слишком большого» обеднения во время революционной борьбы, не может принадлежать к партии»[46].
«Поэтому мы должны сказать итальянским товарищам и всем партиям, имеющим правое крыло: эта реформистская тенденция не имеет ничего общего с коммунизмом»[47].
Вот оно как, дорогой мой! И у нас тоже так. А может быть, и еще хуже. Это не только реформизм. То, что сегодня вытворяют правые, — это явная измена интересам рабочего класса. А ты боишься раскола? Будешь защищать единство партии? Чего стоит единство, которое предает? Нет, нет, дорогой мой. Правильно говорит товарищ Ленин. Он каждого видит насквозь. Перед ним ничего не скроешь и не станешь финтить. Значит, надо говорить откровенно. Говорить рабочим правду, пусть даже самую горькую и самую неприятную. У нас этого не делалось. Мы этого не умеем. Придется нам постоянно и настойчиво учиться у русских товарищей. Учиться у товарища Ленина, Сталина и других русских большевиков и принимать их критику — это, парень, не позор, это честь. Для этого ты и идешь в Кремль к товарищу Ленину.
И Тонда идет. Идет к Ленину.
Оказывается, Ленин знает о Чехословакии больше, чем думал Тонда. Он знает Прагу. Он был там на нелегальной конференции российской партии большевиков в 1912 году. И как раз воспоминаниями о Праге товарищ Ленин начинает разговор.
— Что в Праге? Там все еще едят кнедлики?
Как видно, товарищ Ленин заметил пристрастие чехов к кнедликам, и это запомнилось ему.
— Ну, а что товарищ Модрачек? Помню его. Шмераль говорил мне, что он уже не в социал-демократической партии. Скатился еще больше вправо? Его уже не устраивает даже оппортунистическая политика нынешней социал-демократии? Впрочем, это неудивительно. Он был апологетом Бернштейна и его реформизма. Кто единожды ступил на наклонную плоскость реформизма, о том никогда нельзя знать, в какое болото он скатится.