На другой день я звоню единственной подруге, которая наверняка никому ничего не расскажет. Сольвейг – шведка. Она элегантна, как снежная королева. Сдержанна и тактична, в отличие от большинства женщин-журналисток, которых Пабло обычно именовал змеями. Мы с ней никогда не откровенничали, потому что за последние годы я научилась не доверять никому и старалась держать все переживания при себе. И сегодня я хочу поговорить о случившемся не потому, что мне нужно выговориться. Просто я уверена, более, чем когда-либо, что Эскобар прослушивает мой телефон и записывает все разговоры, чтобы знать, встречаюсь ли я с его врагом. Я также знаю, что, хотя я ненавижу его, а он меня больше не любит, Пабло всегда будет меня хотеть и будет прослушивать мой телефон. Моя изумленная подруга недоверчиво спрашивает меня, как такая женщина, как я, могла связаться с людьми подобного сорта и почему я позволила этому типу войти в мой дом. Я отвечаю, что все еще надеялась, что смогу остановить войну, которая приведет к гибели сотен людей. Подручные никогда не действуют без одобрения патрона. Я не называю Сольвейг имя Вильяма Аранго, потому что знаю, что Пабло на следующий же день распилит его на кусочки, а я не хочу быть в ответе за еще одно убийство. Мной движет лишь желание, чтобы Эскобар еще больше возненавидел того, кого он всегда звал не иначе как боровом-выскочкой, и его больную от ревности жену. La Fiera периодически названивала в средства массовой информации, обвиняя Марию Викторию, жену Эскобара, в том, что та резала лица соперницам, чтобы завладеть подарками. Вот кто на самом деле был причиной войны между картелями!

Через какое-то время я получаю по почте конверт с вырезкой из газеты: убит некий парикмахер из Кали. На его теле насчитали сорок шесть ножевых ранений. Не десять, не двадцать, не тридцать, а ровно сорок шесть. Он был убит во время гомосексуальной оргии. В тысячу раз более виновны отдающие приказы, чем головорезы, их исполняющие. Я обращаюсь с молитвой за упокой его души и открываю Богу мое исполненное болью сердце, многократно униженное этой дьявольской преступной «элитой». Ни по происхождению, ни по своей морали они ни в чем не отличаются от своих наемников и обслуги. Я прошу Бога, чтобы он использовал меня в качестве катализатора процессов, которые покончат с ними и с их состояниями, нажитыми на позоре моей страны, крови жертв и слезах наших женщин.

13 января 1988 года начинается война. Пока Пабло находится в асьенде «Неаполь», мощная бомба разрушает до основания здание «Монако» – резиденцию жены Эскобара и двоих его детей, расположенную в одном из самых элегантных районов Медельина, – и все окрестные здания. Виктория, Хуан Пабло и маленькая Мануэла, которые занимали несколько комнат в пентхаусе, остаются целыми и невредимыми, но два телохранителя убиты. Глубокая Глотка сообщил мне, что это дело рук Пачо Эрреры, четвертого человека в иерархии картеля Кали, с которым Пабло хотел поступить так же, как он поступил с El Niño по просьбе Чепе Сантакруса, третьего в иерархии после Хильберто и его брата Мигеля. От здания, которое почти целиком занимали семья и телохранители Эскобара, остался только бетонный остов; коллекция старинных автомобилей, принадлежавшая Пабло, и произведения искусства, собранные его женой, утеряны безвозвратно.