Когда жидкий яд был разлит в предназначенные для него сосуды, мы отправились с индейцем на Fiesta de las Juvias. Праздник урожая Juvias, то есть плодов Bertholletia excelsa Humb. et Bonpl., отмечался танцами и самым диким беспробудным пьянством. Хижина, где в течение нескольких дней собирались индейцы, представляла весьма странное зрелище.

В ней не было ни стола, ни скамьи; зато были симметрично выстроены и прислонены к стене почерневшие от дыма большие жареные обезьяны – Marimondes (Ateles Belzebuth) и бородатые обезьяны, которых называют капуцинами и которых не следует смешивать с Machi или Saї (Simia Capucina Buffon).

Способ жарения этих животных усиливает неприятное впечатление, производимое ими на цивилизованного человека. Из очень твердого дерева делают маленькую решетку и устанавливают ее на высоте одного фута от земли. Обезьяну, с которой предварительно снимают шкуру, сгибают пополам, и она как бы сидит. Обычно ее усаживают так, чтобы она опиралась на свои тощие длинные руки; иногда руки скрещивают на спине животного.

Привязав ее к решетке, внизу зажигают очень яркий огонь. Окутанная дымом и пламенем, обезьяна одновременно жарится и чернеет[267]. При виде того, как индейцы пожирают руку или ногу жареной обезьяны, трудно удержаться от мысли, что обыкновение есть животных, по своему физическому строению столь близких к человеку, в какой-то степени содействовало уменьшению среди дикарей ужаса перед людоедством.

Жареные обезьяны, в особенности те, у которых голова круглая, имеют отвратительное сходство с ребенком; поэтому европейцы, вынужденные питаться четверорукими, предпочитают отрезать голову и руки и подавать к столу лишь остальную часть туловища.

Мясо обезьян настолько тощее и сухое, что Бонплан сохранил в своей парижской коллекции руку от плеча до кисти и отдельно кисть, зажаренные на огне в Эсмеральде; по прошествии многих лет от них все еще не исходило никакого запаха.

Мы видели, как танцуют индейцы. Их танец очень однообразен, ибо женщины не осмеливаются принимать в нем участие. Мужчины, молодые и старые, берутся за руки и образуют круг; они целыми часами молча и серьезно кружатся то направо, то налево. Чаще всего танцоры сами бывают и музыкантами.

Слабые звуки, извлекаемые из тростинок различной длины, образуют медленный и печальный аккомпанемент. Чтобы отмечать такт, первый танцор ритмично сгибает оба колена. Иногда все стоят на месте и слегка покачиваются, наклоняя туловище то в одну, то в другую сторону. Тростинки, расположенные в один ряд и связанные между собой, напоминают флейту Пана, какую мы видим на вазах великой Греции с изображениями вакхических шествий.