«Провокация» показала Гитлера не как мастера преступления, гениального политика или манихейского демиурга зла, а как обезьяну с гранатой. Это созвучно с критическим воззрением на homo sapiens, которое заметно даже в самых ранних текстах Лема («Человек с Марса»), равно как и в его творчестве позднейшего периода – в шутках над бледнотиками, клеюшниками и тошняками, а также идее изменить положение вещей (в виде бетризации в «Возвращении со звёзд» или этикосферы в «Осмотре на месте»). Люди сами для себя оказываются самыми страшными врагами.

И как будто в роли подтверждения лемовского пессимизма карнавал оттепели, начатый «Солидарностью», закончился страшной ночью 13 декабря 1981 года. Сразу после полуночи перестали работать телефоны, а на первой программе радио и телевидения на повторе крутили речь генерала Ярузельского о введении в Польше военного положения.

Лем узнал обо всём первым в доме – он как всегда встал ещё до рассвета. Он услышал обо всём по радио. Кроме речи Ярузельского, из которой мало что можно было понять, можно было ещё переключиться на канал «Wolnа Europа», что он, конечно, сразу и сделал.

Барбара Лем вспоминает, что муж разбудил её в состоянии наивысшего возбуждения, а согласно воспоминаниям Томаша – он тогда спал в одной комнате с матерью – было пять утра. Писатель сразу же приготовил бумаги, которые признал опасными на случай обыска, и попросил жену с сестрой, чтобы помогли ему сжечь эти документы за домом[429].

Это сейчас там располагается обустроенный городской парк, а в 1981 году в заборе дома в Клинах была задняя калитка, которая выходила на дикое поле. Лем сжигал там неудавшиеся версии книг. След от костра я видел в 2006 году и благодарю за это Михала Зыха. Случайный наблюдатель, который вышел бы в поле на рассвете 13 декабря 1981 года, увидел бы странную картину: три силуэта, закутанные в халаты, в тапочках среди сугробов снега таскали в костёр новые и новые печатные страницы.

Что Лем хотел сжечь? Хоть писатель постоянно следил за тем, чтобы его фамилия не появилась ни на одном публично распространяемом списке подписантов, он давно поддерживал оппозиционные инициативы, в которых принимал участие его друг Ян Юзеф Щепаньский. Участвовал в работе Общества научных курсов и Польского независимого соглашения – подпольного think tank (аналитического центра), разрабатывающего решения для будущей независимой Польши (хотя независимость тогда и казалась чем-то более далёким, чем межзвёздные путешествия, однако первый некоммунистический премьер-министр Тадеуш Мазовецкий, также связанный с этим Соглашением, использовал в заграничной политической практике выработанные этой организацией положения.