В «Ответе» Толстого Синоду чувствуется его недовольство «двусмысленностью» «Определения». Если бы его торжественно провозгласили еретиком — это одно дело. Это было бы объявление войны. Но его назвали блудным сыном. Толстой болезненно переживал этот момент одиночества. Одно из его главных возражений оппонентам: Синод «обвиняет одного меня в неверии во все пункты, выписанные в постановлении, тогда как не только многие, но почти все образованные люди в России разделяют такое неверие и беспрестанно выражали и выражают его и в разговорах, и в чтении, и в брошюрах и книгах…».

«Ответ» Толстого на «Определение» Синода — это не возражение на официальный документ, с которым он согласен или не согласен, но глубокое личное высказывание по вопросу, который был для него главным, — вопросу о смерти. В отличие от широкой публики, которая смеялась над «Определением», рукоплескала Толстому и осыпала букетами его репинский портрет на XXIV Передвижной выставке в марте 1901 года, Толстой прекрасно понимал, чтó стоит на кону в его споре с Церковью. «Мои верования, — писал он в «Ответе», — я так же мало могу изменить, как свое тело. Мне надо самому одному жить, самому одному и умереть (и очень скоро), и потому я не могу никак иначе верить, как так, как я верю, готовясь идти к тому Богу, от Которого изошел. Я не говорю, чтобы моя вера была одна несомненно на все времена истинна, но я не вижу другой — более простой, ясной и отвечающей всем требованиям моего ума и сердца; если я узнаю такую, я сейчас же приму ее, потому что Богу ничего, кроме истины, не нужно. Вернуться же к тому, от чего я с такими страданиями только что вышел, я уже никак не могу, как не может летающая птица войти в скорлупу того яйца, из которого она вышла».

Двадцать четвертого февраля 1901 года Толстой вместе с директором московского Торгового банка Александром Никифоровичем Дунаевым шел по Лубянской площади. Дунаев вспоминал: «Кто-то, увидав Л. Н., сказал: “Вот он, дьявол в образе человека”. Многие оглянулись, узнали Л. Н., и начались крики: “Ура, Л. Н., здравствуйте, Л. Н.! Привет великому человеку! Ура!”».

Но Толстого это не радовало. Еще меньше это нравилось Софье Андреевне. Ее дети под влиянием отца отпадали от православия. И она понимала, что «Определение» сыграет в этом смысле отрицательную роль, потому что молодежь будет «за Толстого». Именно после публикации «Определения» прозвучал первый протест со стороны шестнадцатилетней дочери Толстых Саши, которая отказалась пойти с матерью к всенощной в конце Великого поста. «Я даже заплакала, — пишет Софья Андреевна в дневнике. — Она пошла к отцу советоваться, он сказал ей: “Разумеется, иди и, главное, не огорчай мать”».