Дневники холостой жизни сначала просит уничтожить — «…не потому, что я хотел бы скрыть от людей свою дурную жизнь… но потому, что эти дневники, в которых я записывал только то, что мучало меня сознанием греха, производят одностороннее впечатление». Но потом советует сохранить: «Из них видно, по крайней мере, то, что, несмотря на всю пошлость и дрянность моей молодости, я всё-таки не был оставлен Богом и хоть под старость стал хоть немного понимать и любить Его».

Толстой просит своих наследников отказаться от прав на сочинения, которые через письмо в газеты он оставил в распоряжение жены, то есть написанные до 1881 года. Это именно просьба, а не распоряжение. «Сделаете это — хорошо. Хорошо будет это и для вас, не сделаете — ваше дело. Значит, вы не могли этого сделать».

При этом Толстой искренне убежден, что его «завещание» имеет какой-то юридический смысл. Например, он уверен, что его письмо в газеты об отказе от авторских прав сохранит силу и после его смерти, а значит, и после его смерти издатели смогут безвозмездно публиковать его тексты.

Прожив на свете без малого 70 лет, он понимал в юридических вопросах не больше малого ребенка. Ему и в голову не приходило, что письмо об отказе от авторских прав имеет законную силу только до тех пор, пока жив автор, который сам отказывается получать от издателей гонорары, но после его смерти его права перейдут к законным наследникам, тем, кого он укажет не в дневнике, а в формальном завещании, написанном при свидетелях, либо заверенном нотариусом. Если же такого завещания не будет, то права автоматически перейдут к его вдове и всем детям.

Этого не понимали ни он сам, ни члены семьи, что породило жуткую чехарду с завещанием, которая напоминает детективную историю.

Копия с завещания 1895 года была сделана дочерью Марией Львовной в 1901-м тайно от матери. Софья Андреевна знала об этой записи, но забыла о ней. Дневник 1895 года она вкупе с другими рукописями мужа поместила на хранение в Румянцевский музей. Маша не показала ей этот текст, скопированный ею и подписанный Толстым. Она боялась реакции матери.

Но после Крыма скрывать завещание было сложно. Крымская история показала, что Толстой может умереть в любой момент. В октябре 1902 года о завещании стало известно Софье Андреевне, и она была возмущена.

«Мне это было крайне неприятно, когда я об этом случайно узнала, — пишет она в дневнике. — Отдать сочинения Льва Николаевича в общую собственность я считаю и дурным и бессмысленным. Я люблю свою семью и желаю ей лучшего благосостояния, а передав сочинения в общественное достояние, мы наградим богатые фирмы издательские, вроде Маркса, Цетлина и другие. Я сказала Л. Н., что если он умрет раньше меня, я не исполню его желания и не откажусь от прав на его сочинения, и если б я считала это хорошим и справедливым, я при жизни его доставила бы ему эту радость отказа от прав, а после смерти это не имеет уже смысла для него».