Дневник Феокритовой до сих пор не опубликован, хотя Н. Н. Гусев готовил его к печати еще в 1930-е годы. Это самый безжалостный по отношению к жене Толстого документ, написанный человеком, которого она сама же взяла в свой дом в качестве машинистки для перепечатки ее мемуаров «Моя жизнь». Но беда в том, что мнение Феокритовой разделяли почти все участники этой истории, а самое главное — склоняли к этой точке зрения Толстого.

На стороне Софьи Андреевны оставались только двое ее сыновей — Лев и Андрей. Ничего удивительного, что она вызвала их к себе в Ясную Поляну. Но именно они своим присутствием определили окончательное решение Толстого лишить семью всех прав на его литературное наследство.

«Приехал Лёва, — записывает Толстой в дневнике 4 июля. — Небольшой числитель, а знаменатель ∞».

«Приехал Лёва, — записывает Толстой в дневнике 4 июля. — Небольшой числитель, а знаменатель ∞».

«Сыновья, Андрей и Лев, очень тяжелы, хотя разнообразно каждый по-своему», — пишет он. «Андрей просто один из тех, про которых трудно думать, что в них душа Божья (но она есть, помни)». «Льва Львовича не могу переносить. А он хочет поселиться здесь».

«Сыновья, Андрей и Лев, очень тяжелы, хотя разнообразно каждый по-своему», — пишет он. «Андрей просто один из тех, про которых трудно думать, что в них душа Божья (но она есть, помни)». «Льва Львовича не могу переносить. А он хочет поселиться здесь».

За несколько дней до того, как в Телятинках, в доме Черткова, Толстой подписал третий, исправленный и дополненный вариант формального завещания, в котором, в случае смерти Саши, его наследницей объявлялась дочь Татьяна, между Толстым и сыном Львом разыгралась скандальная сцена.

«Жив еле-еле, — пишет Толстой в дневнике 11 июля. — Ужасная ночь. До 4 часов. И ужаснее всего был Лев Львович. Он меня ругал, как мальчишку…»

«Жив еле-еле, — пишет Толстой в дневнике 11 июля. — Ужасная ночь. До 4 часов. И ужаснее всего был Лев Львович. Он меня ругал, как мальчишку…»

В ночь на 11 июля Софья Андреевна потребовала, чтобы муж отдал ей дневники, которые хранились у Черткова, и получила отказ. Она отправилась на балкон, куда выходила комната мужа, легла там на доски и начала громко стонать. Безумие ее поведения подтверждается ее собственным дневником, в котором она пишет, что в тот момент она «вспоминала, как на этом же балконе 48 лет тому назад, еще девушкой, я почувствовала впервые любовь Льва Николаевича. Ночь холодная, и мне хорошо было думать, что где я нашла его любовь, там я найду и смерть».