Но это мы уже забегаем вперёд. А пока что, к марту, подполковник Траур и ещё шесть сотрудников с семьями уже сидели, как говорится, на чемоданах, ожидая отправки за океан, но тут послу Гарриману пришла телеграмма президента Рузвельта с указанием, что обмен представителями откладывается на неопределённый срок. Несколько позже Рузвельт уточнил, что принять такое решение его заставляют внутренние политические соображения.

О случившемся Фитину должен был сообщить руководитель военной миссии США в Советском Союзе генерал-майор Джон Р. Дин, который, как и любой человек, приносящий плохие новости, чувствовал себя в преддверии этой встречи весьма неуютно. Но волновался он зря: плохие новости Павел Михайлович уже знал из сообщений вашингтонской резидентуры. Были получены агентурные сведения, что против сотрудничества УСС и НКГБ и обмена представителями решительно выступил глава ФБР Эдгар Гувер, заявивший, что целью советской разведки является «внедрение в государственные секреты» Соединённых Штатов. (Наивный человек! Судя по тому, что Фитин получил эту информацию, не нужно было так бояться приезда официальной делегации, деятельность которой можно было бы спокойно контролировать).

Донован пытался переубедить президента, но не вышло. В конце концов, 7 апреля 1944 года генерал Джон Дин встретился с Павлом Фитиным. Американец оставил весьма интересное описание этой встречи:

«С Фитиным и Осиповым я никогда не встречался дважды в одном и том же месте. Казалось, у них были пристанища по всему городу... Я увидел стол, уставленный водкой, коньяком, фруктами и шоколадом, и они настаивали на угощении. Я был несколько скептичен в отношении сильной выпивки до того, как сообщу мою новость, поскольку я не представлял себе, как она будет воспринята. Однако водка придала мне храбрости, а на партнёров по беседе, вероятно, оказала смягчающее влияние, ибо, как и предсказывал президент, они проявили “прекрасное понимание” и согласились с тем, чтобы координация между их секретной разведкой и нашей осуществлялась в Москве между ними и мной, выступающим за Донована. На этом мы и согласились, и так началось наше сотрудничество, продолжавшееся до конца войны»[398].

Заметим, что «контакты коллег» происходили так, как это было принято в «цивилизованных странах», да ещё и с размахом известного «русского гостеприимства». В довоенном Советском Союзе нравы были гораздо более пуританские...

Фитин отвечал спокойно — и не потому, что на него «водка оказала смягчающее влияние», но потому, что ответ был подготовлен и согласован с руководством заранее: раз идея сотрудничества принадлежит генералу Доновану, который и предлагал обменяться представителями, а мы как бы и не спешим, то и против временной задержки ничего не имеем...