Николай Рерих

Сначала он мечтал о Старой Руси. Много ездил по святым местам. Писал картины на исторические сюжеты.

Звенигород привлёк его особенно. Это уже потом он напишет картину, где изобразит на фоне большого собора двух старцев. Собор очертаниями абсолютно схож с Рождественским в Звенигородском Сторожевском монастыре, а старцы явно отображают силуэты преподобных — Сергия Радонежского и Саввы Сторожевского, причём последний, для подтверждения имени своего, держит в руках свиток с крупной надписью: «Звенигород».

Образ древнерусского Звенигорода — символического идеального города символической идеальной Древней Руси — затем прочно овладеет его идеями. И попадя в горы Тибета, он начнёт развивать концепцию построения универсального города для будущих жителей обновлённого мира.

Мы не будем говорить здесь о сущности этих идей, разбирать или оценивать их. Одно лишь интересно нам в данном случае. Рерих избрал названием идеального града — Звенигород.

И сейчас некоторые последователи строят или пытаются строить этот Звенигород где-то в горах Алтая, в предгорьях Тибета, в районе Белухи. Довольно далеко от реального древнерусского прототипа. И совершенно забыв о том, что и на месте Древней Руси, в подмосковных «горах Сторожах» по сию пору остаются отпечатки великих духовных побед, коими всегда славилась русская святость.

Надо только «уметь» их замечать. Не уезжая далеко от дома.

Вот и вся премудрость.

Иван Шмелёв

Автору данной книги довелось лететь в том самолёте, что перевозил («перелетал») прах Ивана Шмелёва из-под Парижа — в Донской монастырь в Москве. Так русский писатель распорядился в своём завещании. И оно было исполнено.

А теперь вот... Звенигород. Память о преподобном Савве Сторожевском.

Не мог Шмелёв пройти мимо такого святого старца. И не прошёл.

Ну что за строки в его «Лете Господнем»!

«— Ах, хорошо... уж очень воздух!.. В рощи бы закатиться, под Звенигород... там под покос большие луга сняты у меня, по Москва-реке. Погоди, Ванятка... даст Бог, на покос поедем, большого покоса ты ещё не видал... Уж и луга там... живой-то мёд!.. А народ-то ласковый какой, Панкратыч?!.. Всегда от него ласку видел, крендель-то как на именины мне поднесли... а уж нонче как встретили, — вот это радость.

— Наш народ, Сергей Иваныч... — уж мне ли его не знать!.. — пуще всего обхождение ценит, ласку... — говорит Горкин. — За обхождение — чего он только не сделает! Верно пословица говорится: “ласковое слово лучше мягкого пирога”. Как вот живая вода, кажного бодрит ласка... как можно!..»