Ведь что такое время, если дорога всё равно приводит к собственной памяти.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Слово плетущи и слово плодящи, и словом почтити мнящи. Епифаний Премудрый

Слово плетущи и слово плодящи,

и словом почтити мнящи.

Маркелл Безбородый повествует напоследок, когда мы достигли конца времён: «О, честная глава... отец наш Савва... Ибо знаешь ты отовсюду осаждающий нас страх, знаешь и непременную бесовскую войну против нас, знаешь телесные наши слабости и злопамятность, знаешь усердия нашего бессилие... Помни, преподобный отче, и меня, убогого и многогрешного инока Маркелла, мало потрудившегося в написании равноангельного жития твоего... Аминь».

Читатель помнит наш разговор в самом начале этой книги — о многообразии смысла удивительного древнерусского слова «конец». И так как мы уже знаем, что оно всегда означало — «начало», то всем, кто привык к традиционному завершению биографического жанра — кончине героя книги, — предлагаю вновь вернуться к первым страницам нашего повествования, рассказывающим о последних днях жизни старца Саввы. В таком круговороте событий, собственно, и проистекает наше бренное бытие, в котором иногда и не отличишь вымысел от реальности, фантазии от фактов. Порой именно всё это — объединённое в единое целое — и составляет сущность, называемую нами словом «Жизнь». В материальном воплощении она иногда подходит к завершению, но никогда к какому-то определённому концу, ведь вослед за ним всё ещё только зарождается вновь.

Вот почему последнее слово-строка данной книги могла бы выглядеть и так:

Конец-Начало.

Многое знал и хотел сделать Савва Сторожевский, хотя от этого в материальном смысле — не осталось почти ничего. Ни книг, ни «картинок», ни даже предметов его обихода. Не известно точно даже, как он выглядел, разве что икона кисти игумена Дионисия намекнёт (ведь написал он её около 1430 года, и знавшие старца иноки подтвердили схожесть лика) да сборник рекомендаций иконописцам — «подлинник» — подскажет своими строками черты его образа: «Подобием стар, сед, брада... плешив, ризы преподобнические». И он действительно всегда изображался с высоким открытым лбом — признак недюжинного ума — а также с густой седой бородой.