Лицо массажиста окаменело. Его большие, обезображенные шрамами от ожогов руки растирали мои парализованные конечности. Борис действовал автоматически, мысли его были заняты сейчас вовсе не массажем. Он как будто не слышал выкриков и хохота жены. Я оглянулся. Люся бесстыдно подмигнула мне. Леонид поглаживал рукой обнажившуюся из-под халата толстую ляжку.

Я с трудом удержался, чтобы не крикнуть: «Что вы делаете?» Услышал стук протеза. Леонид поспешно отдернул руку. Люся прикрыла ногу полой халата. По кабинету шла Леночка. Я заметил, как враждебно смотрит она на Люсю. О том, что Борис и Леночка — брат и сестра, я еще не знал и удивился, когда она провела рукой по голове слепого, от красного обгорелого лба до густой светлой шевелюры на макушке.

— Ты, Ленок? — Борис ожил. — Чего так рано?

— Дома делать все равно нечего. Лучше газеты подошью. Вчера книги получила — надо расставить, журналы рассортирую. — Она посмотрела на меня заговорщически. — Вот Горелова возьму в помощники. Ты скоро его отпустишь?

…Мы опять были в библиотеке одни. Воздух там напитался запахом книжной пыли. В тени деревьев за клиникой разговаривали двое раненых. В библиотеке были слышны их голоса. Смешливый тенор поминутно срывался на хохот. Ему вторил низкий бас. Разговор шел под самыми окнами.

Леночка сидела напротив, раскладывала на столе полученные накануне номера «Огонька» и «Крокодила», пробивала дыроколом поля не подшитых пока газет. Она не поднимала глаз, и вполне можно было подумать, что, кроме журналов, ее ничего не интересует. Может быть, только еще газеты…

— Если бы я вышла замуж за такого человека, как мой Боря, — вдруг заговорила она глуховатым от волнения голосом, подняла на меня глаза и залилась краской от смущения. — Вы даже не представляете, какой он!.. Как трудно ему было найти меня в детдоме! Сам в госпитале, в таком состоянии… А все-таки нашел. Мы с ним только двое из всей семьи остались. Мама в эшелоне, при бомбежке… Папа тоже, скорее всего, погиб. Ушел на фронт в самом начале войны, и — ни слуху… Ничего…

— Это еще ни о чем не говорит, — сказал я только для того, чтобы не молчать. — На фронте знаешь как бывает…

— Говорит, Слава, говорит. Вы не представляете, каким человеком был наш папа. Как он любил нас всех — маму, Борю, меня! Если бы он был жив, разве бы не искал, разве не нашел бы нас? Больше года после победы прошло. Больше года…

Под окном звенел тенорок:

— Слышь-ка, только он до ее… А-ха-ха… Только, значится, он до ее — как тут, слышь-ка, двери отворяются и — здрасьте, пожалуйста! — генерал самолично заходить. Спрашиваеть, значится, ты как здеся, Иван? А Иван-то, не будь глуп, и отвечаеть ейному мужику… А-ха-ха… Выполняю, слышь-ка, даденный самолично вами приказ… А-ха-ха…