— Ты не больно-то хохочи! — пробасил второй. — Не помирай со смеху! Хохочет, дура… Небось домой заявишься да как застанешь такого оборотистого Ивана у своей женки, не до смеха-то будет. Поглядел бы я на тебя, трепача…

— Чего ты? Чего?! — зазвенел тенорок. — Ежели твоя баба стерьва, то и все, что ль, такие? Ишь, рассудил!

— Дура! Ты б лучше помолчал, Тимофей. Помолчи, говорю!

— Ты чего?

— А ты-то?..

Под окнами явственно намечалось выяснение отношений. Донеслись воинственные выкрики, угрозы, мат. Простучав протезом, Леночка пошла закрывать окна, как при грозе. Но и после этого нам были слышны голоса Тимофея и его приятеля.

— Вы, Слава, совсем не похожи на них. С некоторыми инвалидами я даже разговаривать боюсь. — Леночка возвратилась к столу. — Бывает, придет такой вот, — она кивнула на окно, — мне бросить библиотеку и убежать хочется… Боюсь… Боря мой — какой инвалид! А мне с ним так спокойно. С ним спокойно, а этих я боюсь. Кажется, может просто так ударить по лицу, обругать, сказать гадость…

— Леночка! Разве так можно? Об искалеченных?..

— Нельзя, я понимаю. Я понимаю, Слава, все понимаю, а вот… Если бы вы слышали, что́ какие-то двое на костылях на днях здесь говорили… Этого нельзя, нельзя передать!.. Я даже Боре не смогла рассказать… Всю ночь проплакала… Вспомню и плачу… Взрослые, у самих такие дочери, наверно!

— Кто это? Фамилии их знаешь? — Я понимал, какие-то придурки здесь показали себя, и мне хотелось поговорить с ними. Так поговорить, чтобы всю жизнь помнили! Но я подумал, что с такими говорить — это метать бисер… И я знал, что не услышу от Леночки их имен. Она смотрела на меня встревоженно, опасалась, как бы я не наделал глупостей. — Черт с ними! — сказал я. — Ты только должна запомнить, Леночка, что таких, как твой Боря, немного. Он — человек очень сильный. А мы все — обыкновенные люди, но только подкошенные несчастьем, и нам надо прощать многое.

— Нет, Слава! — Она прямо-таки вскрикнула. — Не говорите: «Мы»! Вы совсем не такой.

— Я, Леночка, такой же, как и все. И даю тебе честное слово, не стесняюсь этого. Мы, инвалиды войны, — это нормальные фронтовики, выбывшие из строя, но не убитые.

— Я вас очень хорошо понимаю, Слава. — Она почему-то обиделась. — Очень хорошо понимаю. У меня брат — незрячий. Думаете, Люся ухаживает за ним большие меня? Думаете, если мне еще нет восемнадцати, то я ничего не понимаю, да?.. — Она чуть не плакала от непонятной мне обиды.

— Леночка, Леночка! Что ты, что ты? — Я бестолково и потерянно мямлил пустопорожние слова, стараясь понять, из-за чего она так расстроилась. — Успокойся, пожалуйста, Леночка, прошу тебя… Ты все, все понимаешь… Ты — умница…