По соседству со мной на скамье устроился Васька Бучин. Он был так бледен, что белые брови его перестали выделяться на лице. Напротив, по соседству с «вышибалой», сидел гвардии младший лейтенант Деревянкин. Рядом с гвардейским значком на груди у него поблескивал красными перламутровыми гранями орден. Заработал автомобильный двигатель, заскрежетал барабан, освобождая стальной трос, покачнулся матерчатым брюхом аэростат. Начал отдаляться травяной покров поля. Выше, выше уходила гондола. Люди внизу сделались совсем крохотными, появилась невидимая до сих пор голубая прямая лента канала, а за ней — узкая полоска шоссе. По нему катил игрушечный автобус и забавно маленький грузовик…

Человеческие голоса долетали снизу, заглушаемые свистом ветра. Травянистое поле начало теряться в океане леса. Люди внизу сделались похожими на муравьев. Аэростат достиг предельной высоты. Остались короткие минуты. Сейчас «вышибала» скомандует: «Приготовиться!», «Пошел!» — и…

Ветер свистит все свирепее. Невесомая туша аэростата медленно и неуклюже разворачивается над нашими головами, голоса снизу долетают как будто из преисподней. Мы с Васькой пришибленно молчим. Я взглядываю на соседа. Лицо Бучина приняло пепельно-серую окраску, глаза кажутся ослепшими. Наверное, и я выгляжу не лучше, наверное, и у меня такие же бескровные щеки и ослепшие глаза. Неужели я трушу? Нет!

— Васька! — Я стараюсь перекричать ветер. — Васька! — Деревянные губы не хотят раздвигаться. Получается по-идиотски: «Ва-а-а!» — Ва-а-а! Москва отсюда видна?

— Чего? — Бучин с усилием поворачивает голову. — Тебе на кой Москва? Эвон где она. — Он указывает задубевшей рукой на север, где на километры и километры раскинулись застывшие зеленые волны леса. — Не видать, однако.

— Да ты что! — горячусь я. — Москва разве там? На юго-восток отсюда она. Вон туда, — говорю и смотрю на Деревянкина: — Товарищ гвардии младший лейтенант, я прав?

— Не трогай меня! — слышу в ответ. — Не трогай меня…

Только сейчас замечаю, как бледен комвзвода-два. У него такие же, как у Васьки, бескровные щеки и такие же синие губы. Внезапно Деревянкин касается рукой моего колена:

— Слышь, Горелов, давай поменяемся местами, «Хочет хоть на минутку отодвинуть момент прыжка», — соображаю я. Пересесть на место Деревянкина — значит прыгнуть первым. На секунду меня парализует страхом. Но просит (не приказывает — просит!) офицер-орденоносец. Как можно отказаться? Не успеваю я пересесть, как слышу:

— Давай, браток! — «Вышибала» подталкивает меня к дверце: — Давай, давай! Приготовиться!