Светлый фон

— Прости, Слава. Кому-кому, а тебе я не имел права жаловаться на судьбу. Нашел у кого утешения просить!

— Ничего страшного. Я не боюсь будущего. Что будет — то и будет. Дом инвалидов так дом инвалидов. Главное — научиться писать. Я бы тогда и в доме инвалидов нашел что делать. Если бы только заставить ее действовать! — Я поднял кверху укутанную толстой повязкой культю. — Если бы только заставить!.. Я, честное слово, нашел бы для себя человеческое занятие. Если бы только она действовала…

Грушецкий закурил «Казбек»…

16

16

16

Митька шел от ворот к зданию клиники, шел с видом человека, довольного собой. В руке у него был объемистый обернутый газетой пакет. «Неужели без меня на Кубинку потащился? — Меня это удивило. — С чего бы вдруг?»

— Ты откуда? — встретил я его вопросом.

— Да вот в райсобес ребята надоумили сходить. Вишь, кой-чем разжился. Американские подарки инвалидам дают.

— А мне почему не сказал?

— На кой тебе? Это для людей семейных да хозяйственных. Для тебя, Славка, верно говорю, там ничего не видал.

Поднялись мы на второй этаж. Пока шли по лестнице, мой друг, преодолевая одышку, распространялся о том, что американцы-«буржуи» нам за «кровь нашу барахлом всяким разным» заплатили. Я спросил, зачем же было брать это «барахло». Не смущаясь, Митька ответил, что ему, «деревне лапотной», простительна привычка «не гнушаться тем, что в руки плывет». Задыхаясь и вытирая рукавом халата пот с лица, он пер наверх увесистый сверток и поглядывал на меня с усмешкой. И я — так бывало часто — не мог понять, шутит он или говорит серьезно. Мой Митька был совсем не прост.

У себя в палате он достал из-под кровати пузатый фанерный чемодан, потом разрезал взятым из тумбочки перочинным ножом бечевку, которой был обвязан сверток, и вывалил все свои приобретения на одеяло. Там оказались пиджаки, шарфы, вязаные кофты, кожаные перчатки и даже гобелен с голубовато-серым речным пейзажем. Вывалив это все, Митька подмигнул:

— Богатство! Вишь, сколь щедры наши союзнички! Теперь вот посылочку на хауз отправлю. Порадую своих.

— Я бы ни за что не взял.

— Ты бы не взял, — кивнул Митька. — Так то — ты, а то — я. Хотя, Славка, зарекаться не след. Мало ли чего? Я вот, вишь, взял и нисколь не жалею. В Марьине барахла такого нынче не больно-то много. Моим, должно, сгодится.

Он долго сортировал «барахло», распределяя, кому что выделить. Рассуждал вслух: «Это мамане», «Это Нинке пойдет», «Пиджак бате будет в самый раз», «Вот Андрюхиному пацаненку в аккурат», «Это девки промеж собой поделят»…

Надоело наблюдать за Митькиной хозяйственной деятельностью. Ничего не сказав, я потихоньку вышел из четвертой палаты. Спустился по лестнице на первый этаж. Леночка должна была давно закончить работу. Но я вдруг увидел, что дверь библиотеки приоткрыта, и зашел. Показалось, Леночка не уходила, ожидая меня. Она улыбнулась и захромала мне навстречу.