— Во-первых, то, что Александр Николаевич открыл в Нальчике мастерскую, — это само по себе уже чудо. И то, что он мне предложил встретиться и поступить, — это уникальное везение на самом деле. Сейчас мне просто везет. Но скоро будет черная полоса, я уверен.

— О чем ты?

— Мне так кажется, это закон природы.

— И как ты готовишься к этой черной полосе?

— Никак. Я думаю, что комфортные условия чреваты для режиссера. Черная полоса — она просто необходима, мне так кажется. Так что посмотрим. Не знаю, что будет дальше. Но мастерская Сокурова — это большая школа жизни, не только режиссуры. Александр Николаевич научил нас сознанию, сознанию гражданина, личности, он сделал из нас людей, потому что он проповедует гуманизм, проповедует любовь к литературе. Хороший автор — он всегда сочувствует своим героям, он их оправдывает, поэтому Сокуров учил нас, что надо любить своих героев и оправдывать их. Если вы стоите выше их и по отношению к ним чувствуете высокомерие, то тогда лучше не делать фильм. И конечно, отсутствие насилия в картинах… Он очень серьезно к этому относится. Потому что смакование насилия, насилие ради насилия — это… Это очень врезается в память, есть опасность, что для зрителя вот это насилие войдет в привычку. Получается, что это воспитание насилием. От таких ошибок Сокуров хотел нас предостеречь.

— Какие важные и точные советы Мастера… Ты поступил к Сокурову сразу на третий курс, мало что зная о профессии режиссера. А на курсе все уже были с определенным опытом, — все-таки два года под крылом Сокурова. Ты чувствовал этот дисбаланс? Психологически был готов к тому, что однокурсники могут воспринимать тебя как такого выскочку, который ворвался в уже сложившийся коллектив?

— Ну, психологически, наверное, была какая-то конкуренция. Хотя ребята в мастерской всегда говорят, что мы семья и между нами конкуренции нет. Но все мы понимаем, что в любом творческом коллективе без этого никак. Ребята меня приняли радушно, никаких конфликтов не было, я комфортно себя чувствовал. Правда, я понимал, что по уровню культуры отставал от них, — до мастерской я особо не любил книги, занимался другими вещами, о чем отчасти жалею.