— Конечно… Мы жили в Мариуполе до моих девяти лет, я всё прекрасно помню. Невероятно яркое было детство. Знаешь, отдельная какая-то жизнь, солнечная: море, юг, просто постоянное счастье. А потом мы переехали в Подмосковье, еще с мамой вместе. Мы здесь пытались ее лечить. Так сложилось, что маме пришлось вернуться на Украину, там она и умерла.

— Понятно, что тебе и братьям пришлось резко изменить уклад жизни.

— И отцу было нелегко. Нас сразу «перехватила» бабушка Оля, папина мама, она стала нас воспитывать.

А отцу надо было постоянно работать, чтобы нас содержать. Тогда он как раз был мастером отделочных работ. Его кидали периодически. Это было время, когда ты отремонтируешь целую квартиру, а тебе говорят: «Пока жив и мы тебя тут не закопали во дворе, вали-ка отсюда, парень!» Приходилось уходить — то есть ты и детей не видишь, и не зарабатываешь практически.

— Он что — вам, детям, рассказывал такие жесткие вещи?

— Нет, мы об этом узнали уже потом, когда постарше стали.

— Скажи, у вас с братом-двойняшкой прочная связь? Мне это особенно интересно, поскольку мы с Игорем тоже двойняшки.

— Сначала, конечно же, я перехватила эстафету у мамы. Невольно. Начала всячески за брата заступаться, старалась не давать его в обиду.

— Такая бойкая была?

— Бойкая. Со старшим братом мы дрались в детстве, просто «на ножах». У нас не было такого в семье, что Ира — девочка, ее трогать нельзя, потому что это нежный цветочек. Я знала, что в школе мои братья могут за меня заступиться, но в принципе могла прийти в ту же школу с синяком под глазом, полученным от собственного брата. В детстве ты со всем смиряешься — как живешь, так и живешь. Нет такого: «Это ненормально».