— Странное дело: красивые девушки часто не ценят то, что дает им природа.

— Мне кажется, симпатичной я стала лет в шестнадцать, до этого я была абсолютно непригодна ни к чему, по моему собственному мнению. И в школе у меня никогда не было поклонников, или, как это принято, мальчиков, с которыми дружишь. Только когда я начала осознавать свою какую-то интересность, не только внешнюю, но и внутреннюю, когда я начала понимать, что действительно могу играть, петь, читать стихи, тогда меня прорвало, тогда начался драйв.

— Отец наверняка хотел, чтобы ты музыкой серьёзно занималась.

— Ты знаешь, мой папа вообще такой человек — он очень мало чего от кого-то хочет. Он абсолютный джазмен в этом смысле. Думаю, что я переняла от папы это свойство. Он очень много занимается своей жизнью — и собой, и своим искусством, и творчеством. И вообще, с папой это отдельная история, потому что по-настоящему мы сблизились, когда я стала что-то из себя представлять, когда на ментальном уровне мы смогли о чем-то по-настоящему поговорить друг с другом. Тогда-то мы стали близки, и очень близки до сих пор. Конечно, в моем воспитании он принимал участие по мере сил, но он тогда плотно жил в Германии и это было нелегко. А вот о «балетном кружке, кружке по фото и еще мне петь охота» в основном мама беспокоилась.

— Не зря беспокоилась: ты великолепно танцуешь в хореографическом спектакле Театра Вахтангова «Мужчины и женщины».

— Спасибо, Вадим. Я занималась балетом, очень любила это дело. Прозанималась какое-то количество времени, а потом мама сказала: «Надо что-то одно выбрать, ты очень загружена. Давай ты будешь на фортепиано заниматься». А я никогда этого не хотела, и в итоге забрали меня с хореографии. На фортепиано я тоже недолго задержалась, назло всем перестала заниматься, хотя теперь понимаю, что в первую очередь назло себе, потому что я играю довольно посредственно, а могла бы, имея такие гены, делать это намного лучше.

— Ты, Аня, человек упрямый. Не знаю, хорошо это или плохо. На тебя невозможно давить, тебя невозможно переубедить в чем-либо. Я это хорошо знаю.

— Да, это абсолютно бессмысленно. У меня падает заслонка какая-то, когда на меня пытаются давить, когда на меня пытаются кричать, выяснять со мной отношения. Я просто перестаю быть Аней Чиповской, становлюсь… непроницаемым экраном, который отражает всё, что в него летит. Поэтому надо сказать, что и всяческую критику мне выслушивать в связи с этим легче, чем людям ранимым. Нельзя сказать, что я неранимая, но вешаться я не побегу, это точно.