Сравним в «Элегии» Самойлова:

Многочисленные переклички текстов объединяет «внешняя» тема — создание поэтом романа, и тема «внутренняя» — коллизия реальности и творческого воображения, прозрений художника и ожиданий читателя. В решении этих вопросов высший ориентир для обоих поэтов — творчество Пушкина. В стихотворении Окуджавы иерархию ценностей устанавливает прямая отсылка к миру Пушкина — роза красная, образ совершенства, символ единства природы и культуры[329]. «Элегия» Самойлова пронизана пушкинскими реминисценциями. При этом трудно найти более несходных между собой пушкинианцев, чем Окуджава и Самойлов.

В «Элегии» угадывается аллюзия к болдинской осени, когда Пушкин «писал, как давно уже не писал»[330]:

Поэт советской эпохи поставлен в иные отношения с реальностью, нежели великий предшественник; неверье в себя усиливается недоверчивым любопытством читателей:

Герой Самойлова заочно уличён в элегической «ереси», шире — в рефлексии, душевной сложности, тогда как мерой «правильного» отношения к жизни был для советской эпохи пресловутый «простой человек». Читатели, которые переговариваются по-детски, невольно вторят пушкинским персонажам, противостоящим поэту, отличаясь от них лишь интонацией своих претензий; сравним: «На стройный мир ты смотришь смутно; // Бесплодный жар тебя томит; // Предмет ничтожный поминутно // Тебя тревожит и манит»[331]; «Зачем так звучно он поёт? //Напрасно ухо поражая, //К какой он цели нас ведёт? // О чём бренчит? чему нас учит?»[332] Изначально отсылка к Пушкину была даже более явственной — и отчётливо полемичной: