Всего, по данным Сергея Грызунова[32], были зарегистрированы и выходили только в Москве 36 национал-патриотических и фашистских изданий, «а по стране — добрая, а точнее, недобрая сотня».

Плюс еще теоретические журналы «Элементы» и «Атака» («Атака» — прямой перевод с немецкого органа Геббельса «Ангрифф»). А на книжных развалах, засияв золотым теснением, вольготно разлегся толстый том — «Майн кампф» Адольфа Гитлера. И еще кое-какие фашистские книжонки, но уже, так сказать, местного разлива. Целая гитлериада! Как все в 1990-е на лотках, фашизм оказался сравнительно — ведь денег ни у кого из нормальных людей не было — дорогим, но катастрофически некачественным товаром!

Тем не менее нетрудно догадаться, что за всем этим стояла прорва дензнаков, уйма народа и, видимо, немало оружия.

А лекарств никаких — ни законов, ни судов, ни широких публичных разоблачений. Хотя преступления были налицо (разжигание расовой ненависти, призывы к насильственному свержению законной власти), а наказаний — ноль! Нас уверяли в ту пору, что это вполне объяснимо, поскольку фашизм, дескать, застиг нас врасплох. Не успели подготовиться…

Действительно, при Сталине и при Брежневе — Черненко фашизма как бы не было вообще. То есть он был, но всегда где-то далеко. Сперва почему-то в рядах социал-демократических партий Запада, где его клеймили все кому не лень — от Бухарина до коминтерновца Мануильского. Потом в Германии. Особенно тогда, когда господин Риббентроп за одну ночь превратился из партнера и министра иностранных дел в оголтелого фашиста, а вместе с ним и все немцы, включая антифашистов в концлагерях.

При Хрущеве и отчасти при Брежневе «фашизм» обосновался в Израиле и стал синонимом сионизма.

Но всегда это страшилище находилось от нас на почтительном расстоянии — там, у них. И внезапно объявилось у нас. Здесь. На нашей земле. В нашей столице. И даже в нашем Белом доме.

Впрочем, уже в самые застойные времена, 20 апреля, в день рождения Гитлера, некто таинственный собирал стриженых мальчиков из Подмосковья (так сказать, наших тинейджеров), и они проходили строем от Белорусского вокзала к памятнику Пушкина. Но об этом говорили шепотом. Или на сугубо закрытых совещаниях в райкомах.

Не принято было распространяться о том, что уже в 1978 году Емельянов, один из организаторов «Памяти», выпустил в арабском издательстве на русском языке книгу «Десионизация» — дикую смесь из «Майн кампф», откровений Розенберга и кое-каких находок царской охранки о евреях, которые пьют на Пасху кровь христианских младенцев. Правда, у книги Емельянова был изъян, с точки зрения нынешних патриотов, — она выступала против христианства, требуя возродить языческие обряды, но уже не германские, как Розенберг, а славянские. А сам Емельянов зарезал свою жену.