Вечером Л. Н. играл в карты, в винт, с графом Олсуфьевым, с моим братом Сашей и Соней Философовой. Соню и Анночку я проводила сегодня домой. Приезжал из Тулы на один день Сережа.

На душе весь день грустно, грустно. Подхожу к церкви сегодня, и вдруг птицы так запели, согревшись на солнце где-то под крышей и около дверей церкви. И солнце яркое, веселое, уже весеннее, несмотря на мороз. Так и вспомнились слова Лермонтова: «И равнодушная природа красою вечною сиять!..»[118]. Именно равнодушная, несмотря ни на какие человеческие чувства, несмотря на наши спутанные, измученные, но далеко не равнодушные сердца.

24 февраля. Опять Лев Николаевич жалуется на желудок; изжога, голова болит, вялость. Сегодня за обедом я с ужасом смотрела, как он ел: сначала грузди соленые, слепившиеся оттого, что замерзли; потом четыре гречневых больших гренка с супом, квас кислый, хлеб черный. И всё это в большом количестве.

Я ем теперь с ним одну пищу, то есть всё постное по случаю Великого поста, и всё время у меня дурное пищеварение, а я ем вдвое меньше. Каково же ему, 69-летнему старику, есть эту не питательную, дующую его пищу!

Было письмо от Сергея Николаевича, которое и Л. Н., и нас расстроило. Вера, его дочь, кажется, больна чахоткой. Еще одна жертва принципов Л. Н.! Она недоедала, слабела; непосильно трудилась в школе, уча мальчиков, перекрикивала свой голос, рассказывая ребятам волшебный фонарь; и вот и она, и наша Маша погибают от болезни и слабости, от вегетарианства и переутомления. Я всегда предупреждала их, особенно Машу, что нет у них сил вынести болезнь, если она придет. Так и вышло.

Л.Н. читал о Кавказе, ему хочется писать кавказскую повесть, но нет энергии и сил. Да хорошо ли у него на душе? Только и слышишь о его последователях: того сослали, тот болен, тот ослабел. Сегодня узнали, что Син-Джона из Тифлиса выслали на родину.

Разбирала сегодня «Восход солнца», хор на слова Тютчева, музыка Танеева. Очень хорошо, торжественно и передает мысль в два момента различного настроения.

25 февраля. Л. Н. катался на коньках и писал много писем: к Бирюкову, к брату, к крестьянину и проч. Утром был у меня длинный урок музыки с мисс Велып. Весь вечер корректировала 15-й том, «Что такое искусство?». Пропустит ли мне цензура? Прочла шесть печатных листов и очень устала. Сулержицкий интересно рассказывал о кругосветном своем путешествии. Пили чай семейно и тихо: Л. Н., Миша, Саша, Таня и я, еще Сулержицкий.

26 февраля. Получила утром «Русский листок», в котором корреспондент, проникнувший на днях к Льву Николаевичу, описывает свой с ним разговор, и очень неприятное впечатление на меня произвело, что там говорится, как Победоносцев по просьбе Тани обещал устроить дело молокан. Только не сказано, какое именно дело. Тоже напечатано мнение Л. Н. о Золя, Дрейфусе и всей этой истории.