21 апреля. Собирались завтра ехать с Л. Н. в Гриневку и Никольское к сыновьям, я так радовалась этой поездке, и весне, и внукам. Но поездку опять отложили до вечера, так как бюст еще не совсем окончен и жаль не дать его кончить, очень хорош. Поворот головы, характер всей фигуры, глаза – всё это выразительно и прекрасно задумано, хотя та неоконченность, которой радуется скульптор, меня беспокоит. Лев Николаевич спешит особенно потому, что у него 2000 рублей благотворительных денег, которыми он хочет помочь крестьянам в той местности, где хуже всего бедствие.
21 апреля.Утром была у нотариуса и в банке; вернувшись, укладывала свои и мужнины вещи. Закупила вегетарианской провизии, хлеба и проч. Вечером пришел Сергей Иванович, были очень интересные и даже оживленные разговоры между ним и Л. Н. Тоже участвовал Трубецкой. Говорили об искусстве, о делах консерватории, о краткости жизни и уменье так распоряжаться временем, чтоб каждая минута была употреблена значительно: для пользы, для дела, людей; прибавляю от себя – и для счастья.
Мне так радостно было видеть, что Л. Н. перестал враждебно относиться к этому прекрасному человеку. Теперь он занят печатанием разных дел, касающихся любимой им консерватории, нападает на неправильное отношение к делам консерватории директора ее, Сафонова, и, не ссорясь ни с кем и не боясь никого, служит только делу со своей честной и необычайно справедливой точки зрения.
Потом пришел Маклаков, и мы с ним философствовали о счастье. Вчера с Соней Мамоновой и сегодня с Маклаковым пришли к одному и тому же: счастье случайно и его мало; надо брать его, когда оно есть, благодарить судьбу за те малые мгновения этого счастья, не искать вернуть его, не скорбеть о нем, жить дальше, вперед; и даже в будничной жизни с ее невзгодами находить удовлетворение, которое вполне возможно, если совесть спокойна, если живешь для дела, для людей, не делаешь ничего стыдного или безнравственного, не принужден раскаиваться.
Еще есть счастье – это самосовершенствование, это движение к религиозному и нравственному идеалу. Но я не люблю заглядывать в себя, люблю людей и не люблю себя, и потому мне это тяжело.
Был Бартенев, принес мне книгу, письма моего прадеда, графа Завадовского, которого он мне очень хвалит. Интересный этот ходячий архив – Петр Иваныч Бартенев. Всех на свете знает; знает все родословные, все придворные интриги всех русских царствований, все гербы, родство, именья и т. д.
29 апреля. 23-го Трубецкой кончил бюст Льва Николаевича. Он очень хорош. Вечером мы выехали в Гриневку. Нас провожали: Дунаев, Маслов, моя Саша и Соня Колокольцева. Ехали мы в I-м классе; очень было тесно везде. Дорогой вечером разогревала Л. Н. овсянку, которую взяла с собой совсем сваренную. Он захотел сам возиться, схватил горячую крышку кастрюли и обжег три пальца. Я предложила воды, чтоб облегчить боль, он упрямо отказал. Тогда я молча все-таки принесла кружечку воды, и когда он опустил в нее пальцы, ему сразу стало легче. Все-таки ночь от этого спал плохо.