Вечером ездила на станцию Засека подписать корректурные листы, что забыла сделать вчера вечером. Приходил Николаев, приезжал на короткое время сын Миша, как всегда непонятный, спокойный и приятный. Я ему рассказала все наши тяжелые переживания, но он был спокойно ко всему равнодушен. Тяжелы отношения ко мне Саши. Она дочь-предательница. Если бы ей кто предложил, как будто для спокойствия отца, тихонько увезти его от меня, она бы сейчас же это сделала. Сегодня она поразила меня таинственным перешептываньем с отцом и Чертковым и беспрестанными оглядками и выбеганием из комнаты, чтоб узнать, не слышу ли я их разговоров обо мне. Да, окружили меня морально непроницаемой стеной; сиди и томись в этом одиноком заточении и принимай это как наказание за свои грехи; как тяжелый крест.

2 июля. Ничего не могла делать, так расстроили меня разговоры с Сашей. Сколько злобы, отчуждения, несправедливости! Всё больше и больше отчуждения между нами. Как это грустно! Мудрая и беспристрастная старушка Шмидт помогла мне своим разговором. Она советовала мне стать морально выше всяких упреков, придирок и брани Черткова; говорила, что приставанья моих дочерей, чтоб я куда-нибудь переезжала жить с Львом Николаевичем, потому что ему будто бы в Ясной Поляне стало невыносимо, что это пустяки; что посетители и просители везде его найдут и легче не будет, а ломать жизнь на старости лет просто нелепо.

Ездила к Гольденвейзерам. Александр Борисович уехал в Москву; жена же его, брат и его жена были очень приятны. В это же время Лев Ник. приезжал верхом к Чертковым и, по-видимому, очень устал от жары.

После обеда пришло много народу. К обеду приехал сын Лева, оживленный и радостный. Ему приятно быть опять в России, в Ясной Поляне и видеть нас[161]. На террасе происходили разговоры о добролюбовцах[162] в Самарской губернии. Присутствовали: Сутковой, его сестра, Картушин, Марья Александровна, Лев Ник., Горбунов, Лева и я.

Сутковой рассказывал, что эти добролюбовцы соберутся, сидят, молчат, и между ними таинственно должна происходить духовная связь и единение. Лев Ник. ему возражал, но, к сожалению, не помню и боюсь ошибиться в неточности выражения его мысли.

Приезжала мать Черткова. Она очень красивая, возбужденная и не совсем нормальная, очень уже пожилая женщина. Редстокистка[163], тип сектантки, верит в искупление, верит во вселение в нее Христа и религию производит в какой-то пафос. Но – бедная мать, у нее умерло два сына, и она подробно рассказывала о смерти меньшего, 8-летнего Миши. Прошло с тех пор 35 лет, а рана этой утраты свежа, и сердце у нее измучено горем, со смертью ее Миши прекратились для нее навеки все радости жизни. Слава Богу, она нашла утешение в религии.