Мальчики шли, собирали грибы, веселые, бесхитростные… На гумне, у риги расположились поденные девушки (дальние) и яблочные сторожа обедать. Все бодрые, веселые; никаких у них нет задних мыслей, бумаг, заговоров с хитрыми дураками вроде Черткова. Всё просто, откровенно, ясно и весело! Надо бы слиться с природой и народом; легче бы было (без) этого ложнонепротивленского смрада нашей жизни.

С Львом Ник. опять молчаливо и холодно. Легла перед обедом и спала ½ часа. В голове немного просветлело, и я могла после обеда немного заняться изданием. Послала Стаховичу статьи и письмо, писала в типографию. Днем позировала Леве. Была сильная гроза и ливень, портит хлеб. Л. Н. с Душаном Петровичем ездил верхом и попал под дождь. Потом Лев Ник. играл в шахматы с Гольденвейзером и позднее слушал игру приехавшего сына Сережи (полонез Шопена, что-то Шумана, «Шотландские песни», мазурка Шопена). Очень было приятно. Сашу почти не вижу, она сидит больше у себя и со своей точки зрения наговаривает каждому обо мне, что хочет, а вечером пишет свой дневник, опять-таки со своей личной, недоброжелательной точки зрения.

Часов в 12 ночи мы еще сидели вдвоем с Сережей, и я ему рассказала всё, что мы пережили за это время. Как и всем, ему всё время хотелось осуждать меня; одна собака тявкнет на кого-нибудь, дернет – и вся стая за ней разрывает жертву. Так и со мной. И все стремятся меня разлучить с Львом Николаевичем. Но этого им не удастся.

28 июля. Приехала Зося Стахович; непременно хотела, чтоб я ей рассказала обо всем, что мы пережили за это время. Я ей сообщила все подробности, она осудила меня за то, что я так настоятельно требовала дневники Льва Ник., но она, хотя и очень умна, но девушка и никогда не поймет той связи, которая образуется между мужем и женой после 48-летнего супружества.

Скучно болтать без дела, еще скучнее позировать для Левы. Он всё время нервничает, кричит: «Молчите, молчите!», как только я слово скажу, и меня очень стало утомлять это бесконечное позирование. Сегодня стояла почти iVi часа. Люблю теперь жизнь спокойную, занятую полезным делом, дружную, без лишних гостей и с близкими, милыми людьми, изредка посещающими нас только из любви, а не с какими-нибудь целями.

Вечером, после того как Лев Ник. играл с Гольденвейзером в шахматы и пил чай с медом, он ушел к себе и показался мне грустным. Я пошла за ним и сказала ему, что если он скорбит о том, что не видит Черткова, то мне его жаль, пусть он его позовет к нам. И Лев Ник., по-видимому, искренно и несомненно правдиво сказал мне: «Нисколько я об этом не скорблю, я тебя уверяю! Я так спокоен, так рад, мне совсем не нужен Чертков, лишь бы с тобой всё было любовно и ты была бы спокойна».