Отношения c молодыми придворными, окружавшими Карла II, навсегда остались больной темой для Кларендона. Отношение к нему «остроумцев» задевало Хайда, казалось вопиющим неуважением к его возрасту, опыту и заслугам, что видно не только из автобиографии. Эта тема всплывает в ряде его сочинений на нравственно-политические темы, особенно в «Диалоге между А, старым придворным, B, старым адвокатом, C, старым солдатом, D, старым сельским джентльменом, и E, старым ольдерменом, о нехватке уважения к возрасту», написанном во второй эмиграции. В нем можно видеть попытку разобраться в причинах того, что сегодня называют эйджизмом, как общественного явления. Автор, которому ближе всего позиция старого адвоката, рассматривал неуважение к старости как несомненное доказательство общественного упадка. В этом сочинении прослеживается прежняя незажившая обида на этих людей и на самого короля. Участники диалога согласны в том, что «гордость и дерзость так велика и нестерпима, что они выставляют нас, кто управлял еще их отцами, глупыми во всем, что мы говорим и делаем. Когда мы говорим, что так делали сорок лет назад, они отвечают, что это было неумно. Когда мы говорим, какими были законы, они рассказывают нам, какими они должны быть. То, что называлось хорошим воспитанием, уже не существует ни для джентри, ни для всех лошадей королевства» [5, 286]. Дети из чувства или опасения еще сохраняют уважение к родителям, в целом же наблюдается упадок «присущего человеку природного уважения к седым волосам».

Раскрывая причины этого грустного явления, старый адвокат утверждал: наших юных кавалеров слишком рано отправляют за границу, прежде всего, во Францию, когда они еще плохо знакомы с религией. Они возвращаются, развращенные римской церковью или испорченные кампаниями, в которых вращаются. Они выказывают дерзкое презрение к религии и всем святыням; во время служб, когда требуется чистота и благочестие, они гримасничают, чтобы впечатлить молодых кобылок. Вместо того, чтобы быть серьезными, они напевают, болтают и смеются. Они нацепляют бантики и перья, будто готовятся к празднику майского дерева. Герой этого сочинения говорил: он не противник моды, путешествий, являющихся важной частью образования — «еще наши отцы направляли за границу сыновей, чтобы те развивали наблюдательность и накапливали опыт». Он не враг танцев и упражнений, совершенствующих движения тела. Он не цензор в одежде. Тщеславие и легкомыслие, проявляющиеся в поведении, простительны в молодости. «Но вот от чего я сокрушаюсь: мы так недооцениваем родную страну, что раньше, чем пропитаемся подобающим знанием о ней, бежим в другую, посылаем детей учить французский язык прежде, чем они будут понимать английский. Мы считаем, что их поездка была успешной, если они начнут уверенно говорить на французском, забыв свой язык. Они жертвуют драгоценным временем, когда пробуждается любовь к учению, аппетит к искусствам и наукам». Они тратят 3–4 года на танцы, пустопорожние разговоры и другие необязательные упражнения, опасаясь, как бы кто-то не заподозрил в них англичан [5, 294–295].